– Рори, не надо ничего делать! В смысле?! – Дилан орал на всю комнату. – Меня поймали. Не надо ничего делать! Нет, я не буду платить вторую половину! Что значит, ты отработаешь свои деньги? – Он зарычал. – Черт бы вас всех подрал! – Он хлопнул дверью, убегая.

В репетиционной Ричард продолжал безуспешно бросаться тараном на дверь.

E

E

– Да твою же мать! Проклятая дверь!

Ричард в очередной раз бросился на неприступную преграду и вновь отлетел на пол. Таких попыток он сделал уже достаточно, чтобы плечо горело и ломило от боли, руки покраснели, а в ушах стоял бесперебойный шум. Примерно десять минут назад Дилан запер его в репетиционной и с той самой секунды Ричард не прекращал долбиться в дверь и звать на помощь. Слишком много переменных ставили ему палки в колеса: закрытое окно без ручки, обитая специальным звукопоглощающим материалом комната, собственная беспомощность и глупость. Обычно Ричард никогда не расставался с телефоном, а тут угораздило оставить его в комнате перед самым важным забегом в жизни. И разменной монетой его идиотизма стало здоровье Тома. Если Дилан, действительно, допустил то, что заварил, Ричард продаст последние штаны, но отправит его выступать в тюремную камеру. Он даже готов был вернуться в университет, попросив отца о помощи, лишь бы не оставлять подобное без наказания. Ричард отошел подальше и в последнем ударе, не щадя ребра и плечи, тараном врезался в дверь. Она жалобно заскрипела, но осталась невредима. Ричард схватился за живот и упал на пол. Воздух резко перекрыли. Он неловким движением умудрился попасть себе по солнечному сплетению.

– Это я виноват! Я! Если бы я со своим флаером не появился на пороге их квартиры, не подталкивал Тома идти на проклятое прослушивание, ничего бы не произошло! Ну, когда же я научусь не только словами лезть в жизнь своих друзей, но и делом тоже? – Он хотел ударить по полу, но руки не поднимались. – Ненавижу этого крашеного ублюдка. Алан в сто раз лучше. Тот Алан, который надирал нам уши сотни раз, ни разу не заставлял чувствовать такое отвратительное бессилие!

Горькие слезы подступили непозволительно близко. Ричард совсем не так все представлял в своей жизни. Вот тебе наступает восемнадцать лет, ты вылетаешь из родительского гнезда и считаешь, нет силы могущественней, нет мнения важнее, нет ничего, кроме тебя самого. Стоит лишь взяться за любое дело, и оно обреченно на успех и качество, а по факту оказывается, ты ломаешь кости о закрытые двери и подпираешь головой потолок своих возможностей. Ричард не хотел думать о «розовых очках». Он лишился их, когда его отправили в университет. Ситуация с Диланом и Томом вывела все на новый уровень. Никто в семье Ричарда не желал ему действительно чего-то плохого. Пусть отец и был слеп, но хотя бы не считал свои поступки святыми. Для действий Дилана оправданий в виде слов помягче не нашлось. Желание славы, зависть и гнев смешались в одном котле и выплеснулись наружу в виде мерзкого заговора. И если Ричард не пройдет сквозь стену, или не придет соседка за солью, или Алан не прикрепил прослушивающий жучок к Дилану, или до Тома не дай бог все же доберутся, ничего не будет как прежде. Все уже разрушено, все уничтожено одним глупым чувством – завистью. Тони умирает в конце. Подобный исход сердце Ричарда не переживет. Пусть ему отрежут язык, если он хоть раз пошутит про Тома и мюзиклы в одном предложении.