Оба были в шоке.

– Вот она – пропасть между нами. – Том продолжал писать на доске. Дилан не постеснялся ударить и физически, и морально. Что ж. Он не единственный, кто знает демонов человека напротив. – Для тебя музыка – хобби, работа, а для меня – жизнь. – Стер, но слова, будто высеченные на камне и подобные заповедям, горели в глазах Дилана. – Я пою всю жизнь. Это мой дар, моя уникальность и… – Стер. – В отличие от тебя, у меня есть ум для осознания того, – стер, – что я не совершенен. – Стер. – А ты застрял. – Стер. – Твоя игра на гитаре безупречна. – Стер. – Но самолюбие, – стер, – не позволяет отказаться от банального «хочу». – Том стер и начал плакать сильнее. – Тони – твой потолок. – Стер. – Пройдет десять лет, и ты вспомнишь мои слова. – Стер. – Мой совет – иди в музыканты. – Стер. – Мюзиклы и быть актером – не твое.

Том и сам не верил, что у него хватило духу написать нечто подобное.

«Ну все. Мосты сгорели. Окончательно».

– Это ты ошибаешься! – Дилан взревел, как вертолет перед взлетом. – То, что ты считаешь даром, на самом деле проклятье! Ты поломанная игрушка, музыкальный автомат, который понимают только такие же фрики, как ты сам!

«Я не поломанный! Не поломанный!»

– Ты не создан для дружбы, отношений и жизни в целом, Том. Ты пустышка с отличным голосом, телом и какой-то там душонкой, ты лишь отпечаток человека. – Дилан плевался ядом направо и налево. – Тебя нельзя попросить передать сковородку, узнать о погоде. Ты не можешь нормально заказать себе еду, не говоришь по телефону. Если кто-то из близких будет умирать, то тебе только и останется, что петь песню из рекламы полиции по федеральному каналу! Ты не в состоянии попросить полотенце, купить масло, заказать кофе, описать цвет листьев. Вот твой парадокс, Том. Если песни нет, ты и сам не существуешь! И ты говоришь «уникальный»? Ты поломанный, изуродованный и обманутый собственной матерью клоун, место которому в цирке!

«Мама…»

– Посмотри на себя в зеркало! Спроси себя, нормален ли ты? – Он натянуто рассмеялся. – Ах да, ты же только и можешь, что петь. Остается лишь держать слова у себя в голове. – Дилан ткнул в него пальцем. – Ты больной.

– Я не… Я не… Больной! Ты… – судорожно писал Том.

– Да что ты там пишешь? Ничего не вижу! Скажи мне! Ну же! Давай! Скажи, не пой! – Дилан вновь сделал шаг к Тому. – Что такое? Опять калякаешь на своей чертовой доске. Блокноте, чеках, столе? Человек, который и слова вымолвить не может без телефона и глупой детской доски, которую ему вручил психиатр, не имеет права быть таким высокомерным. – Том стирал с доски, пока Дилан орал ему прямо в лицо. – Я ничем не хуже тебя. Я стану актером мюзиклов, которым тебе не стать! Я…