Ив пожала плечами, поставила чашку на стол. Потом все-таки сказала:
– Это была моя ошибка. Я забеременела и сказала ему об этом, когда мы уже в Англию приехали. А надо было держать язык за зубами. Если уж он постоянно меня раздражал, когда я еще только из больницы вышла, то легко можно себе представить, как он мне осточертел впоследствии.
Ив закурила и, откинув голову назад, выпустила в потолок струю дыма. Потом сказала, сокрушенно качая головой:
– Надо быть осторожней с парнями, которые считают, будто что-то тебе должны. Именно они-то в итоге и способны свести тебя с ума.
– Ну и как ты теперь собираешься поступить?
– Со своей жизнью?
– Нет. С ребенком.
– О, так я еще в Париже об этом позаботилась. А ему просто не стала ничего говорить. Я собиралась сделать все втихую, но в итоге мне пришлось сделать так, чтобы он об этом узнал.
Какое-то время мы молчали. Потом я встала и начала убирать со стола.
– У меня не было выбора, – пояснила Ив. – Он загнал меня в угол. Мы были в миле от берега.
Я, не отвечая, включила воду над раковиной.
– Кейти. Если ты сейчас начнешь мыть эти чертовы тарелки, как моя мать, я просто выброшусь из окна.
Я вернулась на прежнее место, и она, протянув над столом руку, стиснула мои пальцы.
– Не надо смотреть на меня так, будто я страшно тебя разочаровала. Мне этого не вынести. Я выдержу это от кого угодно – только не от тебя!
– Ты просто застала меня врасплох.
– Ну, это я заметила. Но и ты должна меня понять. Меня ведь в семье воспитывали так, чтобы я, став взрослой, рожала и растила детей, кормила свиней, сеяла кукурузу и благодарила за это счастье доброго Боженьку. Но после той злосчастной аварии я уяснила для себя кое-что весьма важное. И мне очень даже нравится пребывать по эту сторону ветрового стекла.
Именно так она и раньше всегда говорила: она была готова терпеть чье угодно влияние, но до тех пор, пока этот кто-то не попытается прижать ее к ногтю.
Склонив голову набок, Ив пристально вгляделась в мое лицо.
– Ну что, Кейти, готова ты с моей позицией примириться?
– Конечно.