– Мистер Росс?

– Извините. Мне, наверное, следовало бы объясниться. По всей видимости, отношения Ив с этим молодым человеком, с Тинкером, подходят к концу…

– Да. Мы виделись с Ив несколько дней назад, и она мне все рассказала.

– А, хорошо. Я… Дело в том, что мы с Сарой… получили от нее телеграмму, в которой она написала, что приезжает домой. Мы поехали ее встречать, однако в поезде ее не оказалось. Сперва мы решили, что случайно пропустили ее, стоя на перроне. Но ее не было ни в ресторане, ни в комнате ожидания, и мы пошли к начальнику станции, желая узнать, была ли она в списке пассажиров. Он не хотел нам говорить. Утверждал, что это якобы противоречит их установкам, правилам вежливости и так далее. Но потом все же сообщил, что Ивлин действительно села на этот поезд в Нью-Йорке. Как видите, в поезде-то она ехала, но на нашей станции просто не сошла. Затем мы несколько дней пытались дозвониться до проводника, который, как оказалось, к этому времени уже побывал в Денвере и направлялся назад, на восток. Но Ив он запомнил – из-за того шрама, разумеется. И он нам сказал, что, когда поезд еще только подъезжал к Чикаго, она заплатила, сколько требовалось, чтобы продлить свой билет. И поехала дальше, в Лос-Анджелес.

Мистер Росс умолк и некоторое время собирался с силами. Потом сказал:

– Как вы понимаете, Кэтрин, мы всем этим попросту обескуражены. Я пытался дозвониться до Тинкера, но он, похоже, уехал за границу.

– Мистер Росс, я просто не знаю, что вам сказать.

– Кэтрин, я бы никогда не стал просить вас нарушить обещание, данное моей дочери. Если Ив не хочет, чтобы мы знали, где она находится, я готов это принять. В конце концов, она взрослая женщина и вольна сама выбирать свой путь. Но ведь мы ее родители. Вы тоже когда-нибудь поймете, что это такое. Мы не хотим совать нос в ее дела. Мы всего лишь хотим убедиться, что с ней все в порядке.

– Мистер Росс, если бы я знала, где Ив, я бы вам сказала! Даже если б она заставила меня дать ей клятву молчания.

Мистер Росс лишь коротко вздохнул – у меня чуть сердце не разорвалось, таким сдержанным и еле слышным был этот вздох.

Я хорошо представляла себе, как все это выглядело: супруги Росс наверняка встали на рассвете, чтобы вовремя добраться до Чикаго, и даже радио, скорее всего, по дороге не слушали, а лишь время от времени обменивались краткими фразами – но вовсе не потому, что, как это часто бывает в семейной жизни, время превратило их в чужих людей, а всего лишь потому, что сейчас как никогда были близки в испытываемых ими чувствах; они как бы существовали сейчас внутри того объединяющего их ощущения, которое из горького внезапно превратилось в сладкое, ибо их столь храбрая и самоуверенная дочь оказалась так больно ранена Нью-Йорком, что наконец-то решила вернуться домой. И вот они, одетые, как к воскресной службе, прошли через вращающиеся двери вокзала и стали пробираться сквозь густую толпу куда более демократично одетых отъезжающих и только что прибывших людей; они, конечно, немного волновались, но в целом пребывали в приподнятом настроении: ведь самую главную свою миссию они выполнили до конца – а это было важно не только для них, родителей, но и для их отпрысков. Какая же, наверное, пустота возникла в их душах, когда они поняли, что дочь не только не собиралась сходить с поезда, но даже показаться им не захотела.