– Как вас причесать? – спросила новенькая молоденькая парикмахерша по имени Луэлла.

– Как кинозвезду.

– Тернер или Гарбо?

– Все равно. Вам кто из них больше нравится? Но волосы должны быть рыжими.

Исторически так сложилось, что я, стоило мне оказаться в руках парикмахера, делала все, лишь бы не вести глупую беседу ни о чем: я морщилась, делала вид, что уснула, тупо смотрела в зеркало, а однажды даже притворилась, что не говорю по-английски. Я терпеть не могла бессмысленную болтовню, но сегодня, когда Луэлла принялась трещать, выкладывая мне ложные сведения о романах голливудских звезд, мне вдруг захотелось ее поправить. Кэрол Ломбард вовсе не вернулась к Уильяму Пауэллу, а по-прежнему живет с Кларком Гейблом. И Марлен Дитрих вовсе не называла Глорию Свенсон видавшей виды; все было как раз наоборот. Я не только бедную Луэллу, но и себя удивила столь глубокими познаниями. Должно быть, бедная девочка решила, что я уже много лет слежу за каждой публикацией в газетах, посвященной знаменитостям. Однако это были всего лишь крохи того, что я бессознательно впитывала в течение рабочего дня. Когда вычитываешь текст, то отнюдь не испытываешь приятного возбуждения, видя все эти винтики и гаечки голливудского конвейера. Но Луэлла от этих подробностей просто в восторг приходила. Она даже улучила момент и подозвала ко мне еще парочку девушек, чтобы и они могли послушать мои байки о Кэтрин Хэпберн и Говарде Хьюзе – они бы никогда такому не поверили, если бы не узнали об этом непосредственно из уст представительницы прессы. Впервые в жизни меня назвали представительницей прессы, и, как оказалось, это было не так уж неприятно. Я даже вдруг подумала, а что, если и я тоже все-таки болтушка? Ну да, бродяга и болтушка! Прямо сезон личных открытий!

Оказавшись в сушилке, я вытащила из сумки Агату Кристи и продолжила неторопливо продвигаться к развязке.

Пуаро в тот день встал необычайно рано. Он поднялся на третий этаж усадьбы, тихо проник в старую детскую и, пробежав рукой в перчатке по подоконникам, открыл самое западное окно. Потом вытащил из кармана бронзовое пресс-папье (еще в четырнадцатой главе он сунул его в карман, находясь в библиотеке) и метко швырнул его по касательной на шиферную крышу, нависавшую над окном соседней спальни. Точно шарик в китайской лотерее, пресс-папье скользнуло по желобку шифера и упало, с грохотом задев окно хозяйской спальни, а затем, несколько изменив угол падения, пролетело над окном гостиной, скатилось по отвесам оранжерейной крыши и исчезло в саду.

Зачем Пуаро понадобился подобный эксперимент, можно было только догадываться.