Поэтому выбор его имени для открытия секретного счета Ватикана вполне вписывается в схему сначала психологического, а уж после — политического порядка. Здесь возникает вопрос схожести идеалов, но вполне адекватным будет и словосочетание "родственность душ". Впрочем, стоит вспомнить, что именно Спеллман сразу после Второй мировой войны направил средства тайных американских денежных фондов на финансирование итальянской христианской демократии.

Согласно реконструкции Нуцци в книге "ЗАО Ватикан", на счет, фигурирующий в деле как "Фонд кардинала Фрэнсиса Спеллмана", только за пять лет (1987–1992) в деньгах и ценных бумагах поступило не менее 26 миллиардов лир. Малая доля этих средств была выделена на раздачу милостыни и субсидирование деятельности монашеских орденов, священников, монастырей и детских приютов. Основная же часть предназначалась для целей куда более приземленных и почти всегда двусмысленных. Дошло до того, что в августе 1992 года новый президент ИОР Анджело Калойя, обеспокоенный перемещением средств, как он интуитивно догадывался, в неизвестных направлениях и с весьма смутной мотивацией, информирует папу Иоанна Павла II о своих подозрениях (вполне обоснованных) относительно проведения незаконных операций на сотни миллиардов, маскируемых под благотворительные цели. Особенно циничным было то, что махинации по нелегальному отмыванию денег и извлечению прибыли прикрывались помощью детишкам из неимущих семей, Конгрегации сестер Божественного провидения[91] а также организацией святых месс по усопшим или в честь образов святых.

Все сказанное, по большому счету, лишь предисловие к тому, что случится позднее, когда через механизмы ИОР будет проведена большая часть "макси-взятки "Энимонт""[92], известной как "мать всех взяток", если перефразировать выражение экс-диктатора Ирака Саддама Хусейна. Чтобы разобраться, о чем речь, вернемся в май 1989 года, к моменту образования концерна "Энимонт", гиганта национальной химической промышленности, восемьдесят процентов акций которого в равных долях были поделены между государственной нефтегазовой компанией ЭНИ и частной компанией "Монтэдисон", принадлежащей семье Ферруцци из Равенны.

Слиянием обеих организаций и начинается история одной из крупнейших химических групп мира. Держатель частной квоты акционерного капитала Рауль Гардини по прозвищу Корсар, неуемный предприниматель-авантюрист и экстравагантный мечтатель, поглощенный масштабными проектами, зять основателя фирмы Серафино Ферруцци. Гардини со свойственным ему темпераментом никак не может удовлетвориться половиной, желая быть собственником всех активов, поэтому он приступает к подрыву позиций концерна изнутри, чтобы в итоге прибрать его к рукам за бесценок. Президент ЭНИ Габриэле Кальяри, прознав об этом, требует разрыва пакта с Корсаром и отстранения его от всех рычагов влияния. Через полтора года после появления этого проекта на свет дерзкая мечта об итальянском лидере химической индустрии мирового значения разбита вдребезги. Гардини предложен выбор: либо выкупай акции целиком, либо самоустраняйся. Тот предпочитает второй вариант и перепродает ЭНИ свой пакет за сумму около 2,8 триллиона лир (свыше 1,5 миллиарда евро).