Генрих так никогда и не простил папе испытанного унижения; вернувшись в Германию и вновь утвердив свой авторитет, он сломил непокорных вассалов и потребовал, чтобы Григорий сместил с трона его соперника. Тот наотрез отказался и повторно отлучил его от церкви. Генрих не подчинился и предложил своего кандидата на престол Святого Петра — Гвиберта Равеннского, который, будучи посвящен в папы (или антипапы), принял имя Климента III. Григорий постарался найти действенный ответ, но императору благоприятствовала фортуна, и понтифику не оставалось ничего иного, как удалиться за неприступные стены замка Святого Ангела.

В 1084 году Генрих, наконец, вступил в Рим, и в канун Пасхи "его" папа торжественно короновал его. В данной ситуации все участники этой драмы уже скомпрометированы, но Григорий решается на жест отчаяния: он зовет на помощь армию норманнов под предводительством Роберта Гвискара, состоящую из уроженцев Южной Италии, Неаполя и Сицилии. Норманны вторгаются в Рим, Генрих поспешно ретируется, папа освобожден из заточения. А вот на долю римлян снова выпадают страшные испытания — безжалостные грабежи и насилие: это был один из немногих случаев практически тотального опустошения столицы. Когда лютеранская реформа начнет распространяться по европейским странам, протестанты припомнят папе те трагические дни (к тому времени минет без малого пять столетий) и резюмируют их в афоризме: "Григорий I спас Рим от лангобардов, Григорий VII отдал его на потребу норманнам". Гильдебранд, исключительно политизированный папа, более того, гигант политики, предпочел ради своего спасения и возвращения на трон пренебречь безопасностью и покоем вверенного его попечению города. Жители этого ему не простили. Едва утихли разбой и мародерство, они выгнали понтифика из Рима вслед за Гвискаром. Год спустя он скончался в Салерно в возрасте шестидесяти лет, произнеся в оправдание себе строчку из псалма: Dilexi justitiam, odivi iniquitatem, propterea morior in exilio[100]. Однако затеянная им церковная реформа жива вплоть до сегодняшнего дня. Краткий пассаж из "Истории…" Грегоровиуса убедительно фиксирует немеркнущее значение этого понтификата и подчеркивает его драматическую составляющую:

В истории Григория разорение Рима является более темным пятном, чем в истории Гвискара. Не желая, может быть, этого разорения и чувствуя весь ужас при виде Рима, охваченного пламенем, Григорий, тем не менее точно движимый Немезидой, остался пассивным зрителем бедствий, постигших Рим. Не сказалась ли в Григории VII, когда на его глазах и по его вине горел Рим, такая же ужасная роковая сила, как и в Наполеоне, когда он с невозмутимым спокойствием объезжал поля битв, обагренные кровью? Полной и прекрасной противоположностью образу Григория VII является образ Льва Великого, спасающего священный город от Аттилы, смягчающего участь этого города, когда он был взят грозным Гензери-хом. Ни у кого из современников Григория мы не находим указаний на то, что он сделал какую-либо попытку спасти Рим от разграбления или выразил свое соболезнование бедственному положению города. Но что могло значить для человека непреклонной воли разрушение Рима по сравнению с идеей, в жертву которой этот человек принес спокойствие всего мира?[101]