Опорожнив рюмку, Александр Семёнович заметил:

– Ты, Паша, всё на память жалуешься. А чего жалуешься? Что с памятью не так? Всё у тебя в порядке.

– Памяти нет, – возразил Пал Палыч. – Басню Крылова в школе выучить ня мог. Смысл понимаю, а рассказать – мне ня рассказать, слова ня запоминаются. А матом заверни, так всё запомню – буква в букву. По примерам, задачам, правилам каким – физика там, чарчение – нет для меня сложности. Понимаете, Ляксандр Сямёныч? Памяти нет, а мозги работают. С годами только маленько стала появляться. Что такое с головой? Как бес водит за нос.

– Мимо такого носа не пройти! – Александр Семёнович задорно рассмеялся.

– Да, – Пётр Алексеевич разделывал на тарелке ломоть тушёного кабачка, – на вас глядя, никогда не скажешь, что с памятью нелады.

– Так я ня спорю, – сиял от лестного внимания Пал Палыч. – Память – она такая, интересная. По школе ня запомнить ничего, а если что по жизни – так никогда ня скажу, чтобы памяти не было. Да, быстро выскочит с головы, но потом обратно встанет…

Вскоре каким-то образом Пал Палыч свёл разговор к Жданку. Пётр Алексеевич готовился к трагедии, но дело не тянуло и на драму.

– Он с Белоруссии, и рода у него такая: половина была в полицаях, а половина – в партизанах. И сам потому – немножко гниловатый. Свастику любил фашистскую, кепки, как у нямецких солдат, сам шил и носил. – Пал Палыч пригладил белёсые волосы, убеждаясь в отсутствии немецкой кепки на собственной голове. – Он человек такой… Дал мне машину. У меня не было – я попросил. Так он потом год попрекал меня той машиной, что он дал, а я у него буксировочный трос свистнул. А я его брать ня брал, этот трос! Какой ты друг, если ты за буксировочный трос обвинил? А я-то знаю, что ня брал!

В девяностые Жданок наладил в подвластном ему обществе такую систему: сбил охотников в бригады и поделил между ними территорию, а кто хотел охотиться самостоятельно – те в пролёте. Каждая бригада платила мзду мясом: завалили лося или кабана – несли Жданку долю. А он от этой части часть – начальству в Псков, чтобы была на столе у руководства свежая дичина. Он всю жизнь хотел подняться выше – быть охотоведом. Пал Палыч тоже метил в ту пору в охотоведы – как-никак техникум за плечами, – на этом со Жданком разошлись окончательно. Пал Палыч намекнул, что Жданок на него в областную природоохранную прокуратуру нехорошие звонки делал. В итоге не вышло ни у того ни у другого – поставили из Пскова охотоведом третьего.

– Путёвку или лицензию на зверя дают, а охотиться негде – все угодья поделёны между бригадами! – кипятился Пал Палыч. – Или вступай в бригаду, или пошёл вон – тут мы охотимся! А мне это ня надо. – Рука Пал Палыча решительным жестом отвергла несправедливое установление. – Какой ты друг, если я к тябе пришёл, а ты меня на жопу посадил? Ничего – мы тут, на зямле, никогда ня голодовали… Не было такого. Мы и хозяйством проживём.