Сколько Цукатов себя помнил, ничего подобного с ним раньше не случалось. Заблудиться – и так нелепо – это надо умудриться!
Утром, затемно, как и собирался, он с Бросом выехал в Жарской лес. Уже в рассветных сумерках свернул с гравийки на лесную дорогу, проехал с километр вглубь старого бора, оставил машину и пошёл в чащу. Тут и там на пути встречались давно оплывшие и заросшие мхом ямы от партизанских землянок. Крупноствольный сосняк с можжевеловой порослью сменялся болотцами и ягодниками, поросшими багульником и чахлым криволесьем, те чередовались с пятнами березняков и осинников, а потом снова начинался бор, во мху которого торчали зеленоватые и красные шляпки сыроежек. Поначалу птицы поодиночке перекликались в кронах, но постепенно лес наполнялся звонким щебетом, дробью дятла, кошачьими вскриками соек. Мох, кусты, траву, черничный и брусничный лист покрывала белёсая утренняя роса, и за Бросом оставался отчётливый тёмно-зелёный след. Собака работала хорошо – прихватывала
Ходили долго. Уже давно рассвело, солнце медленно катилось по лазоревому куполу. Высохла роса, солнечные блики, пробившие сети древесных крон, играли на земле и слепили, ударяя брызгами в глаза. Время шло к полудню, когда небо затянула плотная пелена: похоже, хмарь набежала надолго. Несмотря на то что при рассеянном свете и охотник, и грибник чувствуют себя в лесу лучше, чем при ясном небе, Цукатов подумал: не пора ли повернуть обратно, к машине, – не то чтобы он устал, просто охота не клеилась и интерес угасал. Но тут Брос сорвался с места и усвистал в чащу – зоркий глаз Цукатова успел заметить, как мелькнул между стволами бурый зайчонок. Стало любопытно, что предпримет пёс и как поведёт себя, поэтому профессор сразу не отозвал Броса, а зря – следовало отозвать.
Присев на поваленную сосну, Цукатов принялся ждать – чем чёрт не шутит, может, собака блеснёт и выгонит на него зайца. Но время шло, а ни зайца, ни Броса не было – только ровно шумел лес под набежавшим ветром, качал кронами, ронял на землю листья, хвою и рыжие чешуйки сосновой коры. Профессор свистнул в свисток. Потом стал звать собаку голосом. Тщетно. Тут он впервые ощутил спиной холодок тревоги. Пошёл в ту сторону, куда сорвался Брос, звал, кричал, даже выстрелил в воздух, но пёс не возвращался и не подавал голос. Тут и там виднелись пласты вывороченного мха – бороздил рылом землю кабан, – Цукатов волновался за пса. Внезапно начался ельник, он был мрачен и молчалив – все лесные звуки гасил шумевший в кронах ветер.