– Он хочет сказать, – пояснил за Иванюту Пётр Алексеевич, – что тот червонец, который ты нашёл студентом на Садовой, тебе втихую подбросил рыцарь ордена тайного благодеяния. Орден, разумеется, тоже глубоко законспирирован.

«Ай да Иванюта!» – подумал Пётр Алексеевич. Мысль об ордене скрытого милосердия сильно воодушевила его, так что он почувствовал напряжённую пульсацию откровения, ищущую выход энергию открытия, в единый миг вырвавшуюся из брошенного зерна и теперь отменявшую былые представления и ослаблявшую привычные цепочки связей, притом что сама эта сила стала неодолимой и неотменяемой. Идея и впрямь дышала неожиданной новизной и в развитии обещала щедрую пищу фантазии.

– Смешно, – вышел из задумчивости профессор.

– Это в упрощённом виде. – Иванюта намазал горчицей ломтик отварного языка. – Отцы церкви могли бы трактовать тайное благодеяние куда шире – не как человеческую, а как божественную волю, как чудеса, скрытые от нас. Скажем, сокровенное, неведомое может в этом ключе быть представлено как не случившееся, как то, от чего мы оказались спасены. Спасены, но не осведомлены о своём спасении. Тогда многие наши испытания и беды, вплоть до самóй смерти, могут быть осмыслены как нечто такое, что предотвратило ещё бóльшие несчастья. – Иванюта оглядел застолье каким-то отрешённым взглядом. – Бóльшие, чем те, с которыми мы имеем дело. Почему? – Вопрос повис в пространстве. – Потому что предотвращённое могло оказаться нам не по силам. Или не по зубам. Мы бы просто этого не вынесли.

– Так откуда же взялся червонец? – спросил Цукатов, кажется сам слегка удивляясь своей настойчивости.

– Ну да, – взял сторону профессора Пётр Алексеевич. – Эта задача выглядит занимательнее проблем христианской теологии. Взять, к примеру, тайное зло… То есть идею тайного зла, творимого именно как зло и как тайное. Масоны, атлантисты, сионские близнецы – вот некоторые из его имён в нашей привычной картине мира.

Чувствуя осознанность оговорки, Петра Алексеевича никто не поправил.

– Ещё юристы и врачи, – сказал Иванюта.

– Что? – Пётр Алексеевич моргнул.

– Адвокаты и стоматологи вызывают у меня большие подозрения.

– Допустим. – Пётр Алексеевич счёл реплику малозначащей. – Так вот, всё это тайное зло по общему мнению уже давно определяет текущую повестку. Определяет, не выходя из тени. И хотя эта картина мира порядком истрепалась – другой нет. Не так ли?

– Хочешь предложить? – Иванюта определённо предвкушал нечто забавное.

– Хочу. Давайте вообразим мир, пружиной которого становится тайное благо. – Петр Алексеевич по очереди посмотрел сначала на Иванюту, потом на Цукатова. – Представьте, что миром движет сокровенное добро. Причем не только божественной, но и человеческой выделки. Как вам такая конспирология?