— Нет. К сыну в Москву.

— Через Рязань?

— Так получилось. Прямого сообщения с Москвой у вас нет.

— Это верно. Ни прямого, ни косвенного. А вас как зовут, бабушка? Или вам неприятно, когда бабушкой кличут? Можем — мадам?

— Какая я тебе мадам, — махнула рукой старушка и неловко засмеялась. — И не бабушка я, у бабушек внуки, а я обошлась, одна живу.

— Тогда — сударыня. Прекрасное русское слово! Не против?

Галатин огорчился: он любил в людях веселость и раскованное красноречие, но не терпел панибратства и бесцеремонности, а Гусаров, похоже, склонен был заходить за грань. Жаль, таким симпатичным казался. Галатину хотелось как-то вступиться за старушку, но она сама себя защитила, ответив художнику с неожиданной иронией:

— Ты, я вижу, по сударыням спец у нас. И по дамам. Не трудись насчет меня, зови Риммой Сергеевной.

— Восхищен! Так меня и надо, шалтай-болтая, правильно, Римма Сергеевна! — закричал Гусаров. — Всю жизнь страдаю из-за своей разговорчивости, а все не успокоюсь. Но есть оправдание, у меня праздник, у меня картину взяли для Всероссийской экспозиции нового авангарда! В Рязани откроется после Нового года, а картины отбирали по всей стране, представляете?

— Эту, что ль, картину? — спросил Данила.

— Ее самую! Могу показать, только вам не понравится.

— Здорово живете, зачем вы такие тогда рисуете? — спросила Светлана Павловна. — Если знаете, что они не нравятся?

— Они нравятся, но далеко не всем.

— Ясно. Избранным! — с неприкрытой язвительностью сказал Данила.

Арина одобрила его наскок быстрым взглядом, Данила приосанился, чувствуя себя почти победителем. Жаль, что не сел сразу рядом с нею, было бы намного удобнее общаться, а теперь придется что-то придумывать, чтобы пересесть.

Кстати, чтобы читатели не путались, покажем наглядно, кто как разместился:

— Да никаким не избранным, — возразил Гусаров. — Просто надо вглядеться, вот и все. Если вглядеться, то любой понять может.

— А покажите, мы и вглядимся, — предложил Данила.