«Будь проклят тот день, когда мы познакомились», — могла бы сказать туча.

Но такого друзьям тем более не говорят.

Даже если иногда думают.

* * *

Последнее, что он запомнил, — падение и удар. Затылок взорвался болью, в глазах потемнело.

Потом просветлело, но как-то не до конца. Боль тоже никуда не делась, только теперь она не концентрировалась в затылке, а разливалась по всему телу. Как будто его прокрутили через мясорубку, а потом собрали обратно в единый организм.

Людвиг несколько раз моргнул, но особой разницы с тем, что было раньше, не заметил. Вообще никакой разницы не заметил: темнота осталась тёмной, воздух — душным, пол — жёстким и холодным.

Да, под ним совершенно точно был пол, тот самый, окованный металлом, инертным к магии. Из-под двери пробивалась полоска тусклого света. С лежанки свисала окровавленная простыня. Неподалёку валялась металлическая миска с присохшими остатками еды.

Вывод был очевиден: у него не получилось. Что ж, шансы с самого начала были не слишком-то велики.

Это даже не огорчало. Наверное, просто сил не осталось на огорчение.

Снова накатило вялое безразличие.

Не вышло — и ладно.

Поймали — и ладно.

Убьют — и… не ладно, конечно. Но, в общем, заслуженно. Сам виноват.

Боль понемногу отступала, не сдавала позиций только нога, хотя шрамы на ней уже подсохли, покрылись корочкой.

Людвиг запоздало удивился, что рисунок, выцарапанный на бедре, существовал на самом деле. Значит, он просто не сработал? Или не успел сработать? Или что-то ему помешало?

Реальность и бред никак не хотели отслаиваться друг от друга, в памяти всплывали то Диана, то шашлык в кастрюльке, то бережные объятья чёрной тучи.

А ведь он был уверен, что вырвался!

Даже обрадоваться успел.

Но нет, вокруг всё ещё камера, а у него, похоже, температура, бред и крайнее магическое истощение. И физическое, возможно, тоже.