По этому письму видна вся сила «реакции на разлуку» – реакции, которую г-же де Сталь было суждено испытать бессчетное число раз, но особенно болезненно – после смерти отца. От внешней пустоты и одиночества можно спрятаться в комнатку, но там еще острее ощущается внутренняя пустота. Пустота, которую двенадцатилетняя девочка надеялась охватить и тем сдержать, становится, напротив, все более и более властной. Не имея вокруг себя пространства, населенного людьми, которые бы зависели от нее и от которых бы зависела она, г-жа де Сталь обнаруживает и в себе, и вокруг себя одну лишь мрачную пустыню.

Всякий разрыв, всякая разлука ставят живую покойницу перед необходимостью исполнить данное обещание и окончательно предать себя смерти: раз она вверила всю свою жизнь без остатка любимому, она буквально не вправе пережить расставание с ним. И первое, что потрясает г-жу де Сталь и некоторых ее героинь, – это обязанность жить дальше помимо собственной воли, продолжать ничем не оправданное существование. Существование это невыносимо, потому что душа ощущает себя не только обедневшей (ведь она лишилась всего, что раздарила), но и изменившей собственным клятвам. Эта несостоявшаяся смерть не что иное, как проступок, грех. Нужно было умереть в самый миг измены любимого, а вместо этого тянется череда хмурых и тусклых мгновений – ни смерть, ни жизнь. Каждое из этих мгновений напоминает о понесенной утрате, каждое убеждает, что жить больше невозможно. Первоначальная нехватка стала еще мучительнее. Раз восполнить ее некому, то отчаявшейся душе остается только одно – положить конец страданиям посредством самоубийства.

В «Сафо» символом разлуки, преграды, разделяющей Сафо и Фаона, становится море. Если эта преграда не может быть устранена возвращением любимого, тогда она превращается для страдающей души в последнее прибежище: Сафо бросается в него и гибнет. Этот двоякий смысл символа (сегодня мы называем это амбивалентностью) выражен в прекрасном монологе Сафо:

Да, всё здесь, всё: слава, скала, море; море, которое может вернуть его, а может принять меня в свои объятия; как оно благодетельно! и сколько раз волны его становились верными служителями судьбы! (2, 695)

Да, всё здесь, всё: слава, скала, море; море, которое может вернуть его, а может принять меня в свои объятия; как оно благодетельно! и сколько раз волны его становились верными служителями судьбы! (2, 695)

Близость моря, символа благорасположенной смерти, и решимость искать в нем прибежища – для Сафо это единственный способ обрести спокойствие. Измученная душа утишает свои муки, лишь решившись почти тотчас же покончить счеты с жизнью. Этим объясняются и удивительная безмятежность принявшей яд Дельфины, и величие отчаявшейся Сафо («подобной надгробному памятнику, который напоминает о смерти среди наслаждений жизни» – 2, 696); объясняются только этим одним: поддержку, которую эти женщины не находят в любимом, они обретают в сознательном выборе смерти.