На время этого отозвания падает дело александрийского диакона Косьмы, устраненного Киром от должности, по-видимому, по подозрению в неправославии. [3162] Косьма в личной беседе с преп. Максимом показал искреннюю свою преданность православию, [3163] и по настойчивой просьбе своей получил письменное изложение по вопросам христологии (с разбором севирианства) [3164] — Ер. 15. Этого диакона преп. отец оправил в Александрию к патрикию Петру с просьбой (в Ер. 14) походатайствовать за Косьму пред папой, [3165] рекомендуя, между прочим, прочесть и написанное для Косьмы письмо — Ер. 15. [3166] Ходатайство, однако, было, по-видимому, безуспешно. В Ер. 16 преп. отец, утешая Косьму, убеждает его к стойкости в вере. Сам преп. отец в это время сильно поражен был скорбью по поводу отозвания префекта Георгия. [3167]

Вся эта переписка протекала между половиной марта (Ер. 14) и началом июня 634 г. — временем возвращения префекта Георгия.

К моменту этого возвращения относится завершение переписки преп. Максима по вопросу о возвращении на родину бывших с ним иноков. Этот конечный пункт образует Ер. 8 к св. Софронию [3168] с известной уже нам припиской. В этом письме преп. Максим выражает готовность вернуться к св. Софронию; его удерживает только страх перед арабами, и он просит дать более точные справки о положении вещей. [3169] Ту же речь о справках, о тяжести одиночества, о желании вернуться к старым присным встречаем и в Ер. 28–29 к еп. Кирисикию и в Ер. 30–31 к еп. Иоанну. Эти письма почти совпадают друг с другом. В Ер. 28 и 30 испрашивается разрешение пребывающим с преп. Максимом монахам-беженцам на возвращение; в Ер. 29 и Ер. 31 дается рекомендация возвращающимся инокам и, в частности, пресвитеру Георгию — по-видимому, игумену монастыря св. Георгия, [3170] а в Ер. 31 и сверх того (на первом месте) — игуменье Евдокии-затворнице. То обстоятельство, что данные письма представляют собою два параллельных друг другу ряда, показывает, что их ни в коем случае нельзя считать обращенными к одному и тому же лицу, как это думает Комбефи, [3171] предполагающий, что адресатом их был Иоанн Кизический и что Κυρισίκιος есть испорченное чтение Κυζικινός. Последнее предположение несостоятельно по существу: если бы преп. Максим писал эти письма Иоанну, архиеп. Кизическому, то адресовал бы их не «кизийцу», и притом без имени, и не просто «еп. Иоанну», а «Иоанну, архиеп. Кизика». [3172] В рукописном предании имя «Кирисикий» хорошо заверено, [3173] и хотя и можно считать его испорченным, [3174] но это, несомненно, особое лицо по сравнению с Иоанном, и тем более с Иоанном Кизическим. Письма этим епископам, судя по их однотипности, написаны одновременно (Ер. 28, 30; и, по получении их ответа, — Ер. 29, 31) и имели в виду две группы возвращавшихся на родину из иночествующей братии.