Духовный кризис протагониста повести был во многих отношениях микрокосмом духовного кризиса советского атеизма и указывал на более глубокий кризис советской коммунистической идеологии в поздний советский период. Если в 1967 г., когда в Советском Союзе отмечалась пятидесятая годовщина Октябрьской революции, Брежнев все еще произносил речи о том, что Советский Союз движется «к развернутому строительству коммунистического общества», то после 1968 г. советский проект развивался в качественно ином политическом и идеологическом ландшафте794. К 1970‐м гг. те тенденции, которые укрепляли оптимизм советских людей – политическая и культурная либерализация, экономический рост и улучшение материальных условий жизни, научно-техническая революция и покорение космоса, – исчерпали себя. Экономическое развитие достигло своего апогея. Наука, технологии и даже освоение космоса утратили новизну и дух свободы по сравнению с 1961 г., когда Гагарин стал первым человеком, совершившим космический полет, – особенно когда в конце 1960‐х американские астронавты (а не советские космонавты) высадились на Луне. Когда стало ясно, что обещание Хрущева построить коммунизм на протяжении жизни нынешнего поколения не будет выполнено в указанные сроки, идеологический утопизм отступил еще дальше в прошлое и на смену ему пришло идеологическое нездоровье брежневской эпохи.

В этом широком контексте партия все чаще рассматривала отношение советских граждан к религии и атеизму как критический показатель степени их преданности советской коммунистической идеологии. Вооруженная методами социальных наук и результатами социологических исследований, партия располагала теперь более ясным портретом советского общества, чем когда-либо ранее, и обнаружила две особенно тревожные тенденции. Первой из них была растущая индифферентность советской молодежи по отношению к идеологическим и мировоззренческим вопросам в целом и вопросам религии и атеизма в частности. Второй тревожной тенденцией был растущий интерес к религии как части национальной культуры и духовного наследия среди определенных слоев советского общества – во главе этих течений была творческая интеллигенция, но существовала опасность, что они охватят и молодежь. Поскольку партия работала над созданием унифицированного советского общества, состоящего из убежденных атеистов, сознательных коммунистов и преданных своей Родине патриотов, формирование социалистического образа жизни рассматривалось как важнейшее средство преодоления идеологической индифферентности и воспитания атеистических убеждений, особенно в среде советской молодежи. В конце концов – и партия осознавала это с растущей тревогой, – будущее советской коммунистической идеологии зависело от того, сможет ли она воспроизвести себя в следующем поколении.