Ветхое и новое

Ветхое и новое

Есть христиане, которым не по душе идея о том, что между двумя Заветами, Ветхим и Новым, есть существенная разница, и они отметают эту разницу, вспоминая одно-единственное слово: «маркионитство» – по имени Маркиона, знаменитого еретика II столетия, учившего тому, что боги двух Заветов – это просто разные боги: злой бог, сотворивший мир (Ветхий Завет) и благой Бог, искупивший его (Новый Завет) [18]. Партия, преобладавшая в раннем христианстве во II веке, отвергла учение Маркиона. Мысль о том, что Бог Иисуса Христа и есть создатель мира, о котором уже знал Израиль, казалась христианским авторам неимоверно важной. Сам Иисус очевидно верил в этого Бога. К тому времени как Церковь переняла и учение Иисуса, и учение апостола Павла, в ее религии Библия уже воспринималась близко к схеме «четырех этапов», о которой писал Солен. Во II веке и в III столетии христиане, развившие эти воззрения, не изобретали ничего нового: они просто изобразили последствия того, чему еще до того учили Иисус и апостол Павел. Такая трактовка выходит за естественные границы Еврейской Библии, создавая новые притязания и предложения об отношениях Бога с родом человеческим, и эти утверждения не противоречат Ветхому Завету, но выходят за его рамки.

После христиане стали воспринимать Ветхий Завет так, словно тот уже учил этим новым идеям – и в процессе толкований исказили его естественный смысл, поскольку хотели, чтобы оба Завета поддерживали друг друга как неразрывное целое, – несмотря на то что истории в них рассказывались в значительной мере различные; более того, в глазах христиан новозаветная история всегда превосходила ветхозаветную. Христиане стремились исполнить свое желание, прочитывая Ветхий Завет снова и снова, причем с творческим подходом – так, как если бы он говорил голосом Нового Завета. Как мы видели, в те ранние времена этого могли порой достичь и по-другому – например, объявив весь Ветхий Завет христианской книгой; поступил же так, в конце концов, автор «Послания Варнавы»! Но к концу II столетия развились более сложные и утонченные методы прочтения Ветхого Завета, при которых он воспринимался как свод книг, имевших не только совершенно естественный смысл, заметный с первого взгляда, но и смысл глубинный, указывавший на Иисуса и на Новый Завет. Мы рассмотрим это в главе 14.

В конечном итоге, единственно верного способа истолковать Ветхий Завет/Еврейскую Библию просто нет: это огромный свод разнородных материалов, и единство ему можно придать, лишь наложив на него некую интерпретационную схему. Иудеи и христиане делали это по-разному, но ни те, ни другие не учитывали всего, что содержится в книгах, и нелегко увидеть, как именно та или иная схема, какая бы то ни было, могла бы это учесть – при условии того, сколь велико это собрание текстов. В любом случае, сторонники обеих вер временами настаивали на том, что Ветхий Завет рассказывает ту историю, которая была нужна им. Из-за подобной настойчивости может показаться, будто именно Библия определяет то, во что мы верим, – но на самом деле системы убеждений в обоих вероучениях в какой-то мере независимы от Священного Писания, и в каждой его прочитывают в соответствии с главными доктринами. Священное Писание – это ресурс для обеих религий, но в том, как они развивались, решающей роли ему не отводится.