В-четвертых, ни одна библейская книга не воспринимается как независимая данность. Интерпретируемых уровней текста между отдельно взятым стихом (или даже отдельно взятым словом) и всем Священным Писанием просто нет: разграничение книг никак реально не влияет на их истолкование. Современный подход, при котором каждая книга обладает собственной цельностью и собственным значением, едва ли свойствен толкователям-раввинам. Александр Самели по этому поводу пишет:

Завершенный библейский эпизод, пророческая речь, свод законов, псалмодическая песнь и так далее – все то, в чем исполняет свое назначение библейская фраза – часто игнорируются при ее толковании. Литературное целое не воспринимается так, как если бы в силу необходимости было превыше суммы своих частей… раввины помещают смысл главным образом в том измерении Священного Писания, которое можно процитировать или которое представляет собой некую синтаксическую единицу.

Завершенный библейский эпизод, пророческая речь, свод законов, псалмодическая песнь и так далее – все то, в чем исполняет свое назначение библейская фраза – часто игнорируются при ее толковании. Литературное целое не воспринимается так, как если бы в силу необходимости было превыше суммы своих частей… раввины помещают смысл главным образом в том измерении Священного Писания, которое можно процитировать или которое представляет собой некую синтаксическую единицу.

В-пятых, все обычаи и практики должны иметь под собой библейские основания. Обычай носить тфилин для молитвы необходимо подтвердить по Библии, пусть даже в ней на самом деле нет (прямых) отсылок к подобной практике, а пассажи, приводимые в свидетельство того, что тфилин носят на левой руке, в сущности, никак с этим не связаны. Но что касается моих слов «в сущности», то их бы непременно оспорили раввины: ведь, по их мнению, именно их подход к трактовке библейских текстов и придает Библии ее авторитет. А значит, вся Библия говорит об установленных порядках и обычаях – иными словами, это все тора [6]. Как правило, невозможно установить, привел ли священный текст к возникновению некоего правила – или же правило, как выразился бы современный библеист, «было вложено при прочтении» в библейский текст. С одной стороны, раввины жили в мире, пронизанном библейской фразеологией; а с другой – у них была Библия, которую они читали и понимали в соответствии с обычаями и порядками, принятыми в их форме иудаизма. Несоответствие библейского текста и их собственных заведенных порядков – на уровне прямого смысла – оставалось для них совершенно незаметным.