Ориген часто полагает, что воспринимать текст в прямом смысле – значит свидетельствовать о собственной глупости. В комментариях на Книгу Бытия он замечает:

Мог ли хоть кто-нибудь, обладающий здравым суждением, предположить, что первый, второй и третий дни [творения] имели вечер и утро, когда еще не было ни солнца, ни луны, ни звезд? Мог ли кто быть столь неразумным, чтобы помыслить, будто Бог устроил рай где-то на востоке и засадил его деревьями, точно землепашец, или будто в этом раю Он поместил древо жизни, древо, которое можно было увидеть и познать своими чувствами, древо, с которого можно было получить жизнь, вкусив его плод зубами своими? Когда Библия говорит, что Бог ходил в раю во время прохлады дня, или что Адам скрылся между деревьями рая, никто, полагаю, не усомнится ни в том, что это вымыслы, истории о вещах, никогда не происходивших, ни в том, что они метафорически ссылаются на некие тайны [21].

Мог ли хоть кто-нибудь, обладающий здравым суждением, предположить, что первый, второй и третий дни [творения] имели вечер и утро, когда еще не было ни солнца, ни луны, ни звезд? Мог ли кто быть столь неразумным, чтобы помыслить, будто Бог устроил рай где-то на востоке и засадил его деревьями, точно землепашец, или будто в этом раю Он поместил древо жизни, древо, которое можно было увидеть и познать своими чувствами, древо, с которого можно было получить жизнь, вкусив его плод зубами своими? Когда Библия говорит, что Бог ходил в раю во время прохлады дня, или что Адам скрылся между деревьями рая, никто, полагаю, не усомнится ни в том, что это вымыслы, истории о вещах, никогда не происходивших, ни в том, что они метафорически ссылаются на некие тайны [21].

Обычно подход Оригена описывают словом «аллегорический». В его представлении люди, места и вещи, о которых говорится в тексте, указывают не на других людей и не на другие места и вещи, а на реальности, находящиеся на более высоком уровне или в символическом мире. Если он и обязан иудейским авторам, то не раввинам, писавшим на иврите или на арамейском, а Филону, ученому иудею, жившему в Александрии времен I века и творившему на греческом (о Филоне Александрийском рассказано в главе 6). Филон был платоником и, вслед за Платоном, полагал, что за пределами чувственного мира и превыше его существует мир идей, или вечных форм. Скорее всего, Оригена не стоит считать платоником [22], но он заимствовал у Филона ряд способов, позволяющих интерпретировать текст. Для подобных мыслителей те земные физические реальности, о которых говорила Библия, на самом деле указывали на небесное, или духовное, и это можно было часто распознать, анализируя их названия или же другие, на первый взгляд неважные подробности, связанные с их описанием. Так, Филон, говоря о словах Адама: «Се, ныне кость от костей моих и плоть от плоти моей»[62], сказанных о Еве, рассуждает о том, почему Адам произнес слово «ныне» [24]: