После Спинозы

В XVIII веке все, что в трудах Спинозы было скрыто, вышло на первый план. Везде, особенно в Великобритании, возобладал рационализм, и библейский текст обесценился: его сочли грубым и кровожадным, а благородные чувства тех немногих, о ком говорил Новый Завет – заглушенными непоследовательностью и фальшью. Эти обвинения достигли апогея в трактате Томаса Пейна «Век разума» (1794), но их можно найти у многих авторов начала века, таких как Дэвид Юм и Эдуард Гиббон (1737–1794). Вопиющий пример – Томас Вулстон (1668–1733), с 1727 по 1729 год издавший шесть трактатов под общим заглавием «Беседы о чудесах Спасителя нашего» (Discourses on the Miracles of our Saviour), за которые его оштрафовали и бросили в тюрьму. Вулстон утверждал, что чудесные истории в Евангелиях нужно переосмыслить аллегорически, поскольку если воспринять их в прямом смысле, они настолько невероятны, что ни один разумный человек в них просто не поверит. В трактатах Вулстона Иисус ведет себя как «бродячий предсказатель»; на свадьбе в Кане Галилейской он, скорее всего, был пьян; а воскресение было спектаклем, который поставили апостолы. Как и многие авторы-рационалисты, Вулстон называл себя правоверным христианином, но, видимо, это была или уловка, призванная спасти его от преследований – причем безуспешная, – либо просто невероятнейший самообман. Мало кто из рационалистов заходил столь же далеко, как Вулстон, но он просто выразил распространенный дух своего времени. Конечно, были и стойкие защитники библейской ортодоксии, те же Уильям Уистон и Энтони Коллинз [21], но и у них с рационализмом было очень много общего, и они бы согласились со многим из того, что скрывалось «в тени» трудов Спинозы. Деист Мэтью Тиндал (1657–1733) видел, как можем видеть сейчас и мы, некую зацикленность, присущую многим аргументам, приводимым в защиту авторитета Священного Писания: «…это некий странный сумбур: истинность Книги доказывается истинностью доктрин, которые в ней содержатся, и в то же время делается вывод о том, что доктрины эти истинны, поскольку содержатся в этой самой Книге» [23]. Подобному есть и современные параллели [23].

Иная сторона творчества Спинозы, связанная с чистой критикой, сохранила свое влияние и расцвела, и на установление истоков и авторства библейских книг были направлены немалые усилия. Всего через восемь лет после того, как вышел «Трактат» Спинозы, француз Ришар Симон (1638–1712), священник, входящий в орден ораторианцев, опубликовал свою «Критическую историю Ветхого Завета» [24], вслед за которой, еще спустя несколько лет, вышли труды, посвященные новозаветным текстам. Главный аргумент, приведенный в этих книгах, отличался своеобразием: показав, что библейские книги были написаны не их предполагаемыми авторами – во многом так же, как показал это Спиноза – Симон утверждал, что протестанты ошибались, считая, будто могут полагаться на одну только Библию как на основание христианской веры. Библия была ненадежна, а потому для того, чтобы упрочить фундамент веры, требовались еще и традиция Церкви, и авторитет церковного учения. Церковные авторитеты, в лице кардинала Ришельё, быстро поняли, что такой подход слишком многое отдавал на волю случая и принижал Библию настолько, что стерпеть подобного было нельзя – и Симон был исключен из «Оратория».