[Человек, безусловно, свободен. Он запущен, как стрела из лука, по направлению к счастью, но он обладает свободой, таинственной способностью изменять направление своего движения. Иногда бывает так, что материал глух к замыслу художника и не может обрести желанную форму, не отвечает его намерениям. Свобода — это таинственная способность человека сойти с пути, предуготовленного Богом, развернуть свою дорогу.]

[Как движение молнии сверху вниз противоположно природе стремления огня снизу вверх, «так может первый взлет / Пригнуть обратно суета земная», то есть человек может под бременем удовольствий устремить свой путь вниз.]

[Не стоит удивляться тому, что ты восходишь, это все равно что удивляться течению реки с горы высокой вниз. Как природа реки устремляет ее вниз, так твоя природа жаждет Бога, жаждет блага и счастья. Удивляться следовало бы обратному: если бы ты, не имея к тому препятствий, не восходил бы, а сидел без всякого дела на земле, как огонь, не стремящийся вверх, а умирающий, «сникший к почве», это было бы противоестественно.

Невероятно было бы увидеть, что ты не устремляешься вверх, ведь это — твоя природа, в этом — ты; будь верен себе и своей природе, и путь твой непременно пойдет вверх, к Богу. Стоять на месте, застыть и не двигаться — против нашего естества. Поэтому чему тут удивляться — пройдя сквозь чистилище, ты наконец обрел самого себя, ты живешь на высоте своего призвания, «чист и достоин посетить светила»[219].]

Как уже говорилось в беседах о «Чистилище», в рай попадают не потому, что Бог определяет: «тебе — да, а тебе — нет», но потому, что, пройдя путем земной жизни или чистилища, мы можем обрести свою истинную натуру, и она нас влечет в рай. Стремление к раю — закон природы.

[И снова обратилась к небу. Начинается новый путь к новой жизни.]

Песнь XI. «Как в этом, так и в том руководима»

Песнь XI. «Как в этом, так и в том руководима»

Начнем с того, что я испытываю некоторую неловкость по двум причинам. Во-первых, рассказывать о святом Франциске францисканцам неуместно[220]. Немного упрощает ситуацию то, что меня самого зовут Франческо (Франциск), а Франко — это уменьшительное имя, и значит, у меня особые отношения с этим святым с самого детства. Но в святом Франциске столько глубины и многообразия смыслов, что, сколько бы я ни старался, мне не удастся показать больше, чем малую их часть.