Вторая же причина моей неловкости скорее радостная. Это связано с тем, что происходило со мной в последние дни. В прошлую субботу умер мой шурин, муж одной из сестер. Он был всего на два года старше меня. Сегодня были похороны. Все время, пока он болел, мы все старались быть рядом. Особенно же в эти дни, от субботы до сегодняшнего отпевания — чудесной службы, после которой многие из нас подумали: «Неужели возможно, что мы с похорон уходим в радости?» Все эти дни я постоянно думал о рае. Не просто о рае вообще, но и конкретно о дантовском «Рае».
Потому что когда человек трудится над песнью, по священной святому Франциску, и происходит что-то подобное, то текст помогает ему смотреть на происходящее в жизни, а, с другой стороны, происходящее наполняет текст жизнью.
Со мной так происходило уже не единожды, и я надеюсь, что так происходит со всеми, кто по-настоящему любит литературу и кто читает эти страницы Данте.
Каждый раз меня поражает осознание того, что в течение нескольких дней после смерти человека все в мире обретает свое, более правильное место.
Этому я научился со временем. В юности это было не так, тогда на волне некоторых модных песен и какого-то цинизма я все чувствовал не так. Помните, Энцо Янначчи: «Мы могли бы все вместе пойти на твои похороны / посмотреть, все ли плачут всерьез?» И каждый раз, когда я ходил на похороны, эти слова приходили на ум и казались по-настоящему циничными, поскольку утверждали, что смерть — момент высочайшей лжи.
Но за последние три дня я уверился, что это не так, что смерть выявляет истинную суть вещей, что в ней истина, а не ложь. И это не то же самое, что любовь, часто никогда не высказанная и не признанная, которая тоже проявляется перед лицом смерти. Трудно объяснить словами это чувство, оно похоже на инстинктивное прощение, при котором не только грех почившего, но и твои собственные проступки обретают другое измерение. Не в том смысле, что мы о них забываем или куда-то их откладываем.
«О покойниках либо хорошо, либо никак» — если мы это говорим, то как будто прочерчиваем линию, за которой наступает забвение, — страшная глупость. Но эти слова обретают смысл при осознании, что его грехи и мои грехи могут быть прощены. В этот момент рассеиваются какие-то конфликты, горечь и упрямство, которые втягивали нас в смертельную бессмысленную схватку с самими собой и другими людьми. Ложь на какое-то время отдаляется от нашей жизни, а истина становится сильнее. Все обретает свой истинный вес.
Я все время вспоминал то, о чем мы говорили в предыдущий раз, когда разбирали песнь первую: все в мире связано и упорядочено, этот порядок — образ Божий (