Как они и надеялись, война вышла быстрой и победоносной. Губернатор бежал в Неаполь, бросив даже казну и оставив страну без руководства. Франция вывезла из Алжира около ста миллионов франков: примерно половина досталась французскому казначейству, остальное осело в карманах солдат и офицеров армии захватчиков.

Без правительства в Алжире образовался вакуум власти – а природа, как известно, не терпит пустоты. Вместо того чтобы сажать на трон марионеточного правителя, Франция решила включить Алжир в свой состав, в качестве трех новых провинций. Иными словами, к Алжиру она отнеслась не как к колонии, а как к части самой Франции. Было создано «товарищество на паях» для продажи алжирской земли французским гражданам, готовым переехать в новые провинции и помогать их «развивать».

Но даже здесь, в Алжире, недвусмысленно завоеванном при помощи грубой силы, иноземцы, наводнившие страну в качестве «иммигрантов», не враждовали с местными. Они просто скупили восемьдесят процентов земли, честно и по справедливости за нее заплатив, и запустили совершенно новую экономику, которая не соперничала с исконной – скорее, ее не замечала. Алжирские арабы по-прежнему были свободны выращивать, что хотят, на оставшейся у них земле, отвозить свои товары в алжирские порты (если смогут оплатить расходы на их перевозку) и торговать хоть со всем миром, если найдут покупателей (но покупатели не находились). Или же, при желании, могли бросить землю, уехать в город и начать там свое дело, если найдется стартовый капитал (но капитала не было) и если удастся получить лицензию от французских чиновников – что, по разным вполне законным и основательным причинам, тоже часто оказывалось невозможно.

В результате алжирские арабы торговали друг с другом по старинке, как и столетия назад – в то время как бо́льшая часть их страны, вышедшая на европейский и мировой рынки, использовала новейшие технологии и зарабатывала огромные деньги.

Если бы какого-нибудь алжирца спросили, доволен ли он тем, что восемьдесят процентов его страны продано французским покупателям, он, конечно, ответил бы: недоволен. Любой, поставленный перед таким решением, разумеется, ответил бы «нет»! Но возможности принять такое решение – продавать или не продавать восемьдесят процентов своей земли – у алжирцев не было. Каждый землевладелец, к которому обращались французы со своим предложением, решал только за себя и за свой клочок земли. Отдать иностранцам восемьдесят процентов своей территории – одно, продать кусок земли конкретному покупателю – совсем другое.