Эти три правителя между Стамбулом и Гиндукушем продвигали светский модернизм, используя государственную власть. Другие части Дар-аль-Ислама жили все еще под имперской властью; однако в них возникали и расцветали мощные движения за независимость, возглавляемые всё теми же светскими модернистами. Например, в Индии самым видным мусульманским лидером был красноречивый адвокат с британским образованием по имени Мухаммед Али Джинна.

Короче говоря, в 1920-е годы светский модернизм распространился по всему мусульманскому миру: обаянию этого нового политического кредо покорялось одно общество за другим. Я называю это движение «светским модернизмом», хоть это и неточный термин; вернее было бы говорить «светский модернистский националистический государственнический прогрессизм», но даже такое неуклюжее словосочетание не описывает его целиком. Достаточно сказать, что это было широкое течение взглядов и отношений, основанных на идеях Саида Ахмада из Алигарха, Амира-Кабира в Иране, младотурок в Стамбуле и бесчисленных иных интеллектуалов, образованных трудящихся, специалистов, публицистов и политических активистов, представителей средних классов, сложившихся на Ближнем Востоке за предыдущее столетие. Мусульманские общества вдруг поняли, куда им нужно двигаться: в том же направлении, что и Запад! Разумеется, Запад вступил на этот путь раньше, и они сильно отстали – ну что ж, значит, надо спешить. Тем больше причин не обращать внимания на разные тонкости и нюансы, вроде демократии, и модернизироваться изо всех сил!

В Афганистане и Иране государство давило на граждан, однако в «прогрессивных» целях. Монархи в обеих странах спешили строить дороги и плотины, заводы и фабрики, больницы и офисные здания. В обеих странах создавались авиакомпании, учреждались государственные (и цензурируемые государством) газеты и национальные радиостанции. В обеих странах открывалось всё больше государственных светских школ. В Иране собственный университет уже был, теперь появился и в Афганистане. Оба правительства принимали меры, направленные на освобождение женщин и вовлечение их в общественную жизнь. Оба стремились сделать свои страны как можно более «западными», однако не видели связи между этим и расширением свободы подданных. Они обещали людям не свободу, а процветание и самоуважение.

Похоже было, что ислам как нарратив мировой истории подходит к концу. Пусть это было не так – но очень на это похоже. Встречное течение Запада взорвало мусульманские общества, погрузило их в глубочайшее уныние и мучительные, раздирающие душу сомнения. Светские модернисты предложили успокоить это смятение духа, развернув общество и двинувшись по течению вместе с Западом. Нет, большинство этих лидеров по-прежнему считали себя мусульманами; но понятие «мусульманин» приобрело для них новое значение. Большинство из них по-прежнему стремились сбросить со своего народа ярмо, наложенное западными державами – но занимались этим скорее как революционеры-антиколониалисты, чем как ревностные мусульмане, посланные Богом проповедовать и устанавливать ислам как единую общину. Эти элиты стремились сравняться с Западом, овладев его стандартами и идеалами – и в результате перенимали западный стиль мышления и утверждали западную систему ценностей.