Автор последовательно рассказывает о том, как Ветхий Завет был принят христианской Церковью, о значении слова «Библия», об отличии Откровения от открытий естественного pазума и библейского понятия о Боге от других веpований и о том, в чем заключена сущность Завета, показывая, что «библейская религия есть богочеловеческая, и венцом ее становится Богочеловек».

«Ветхий Завет — это не „Жития святых“ и не пpосто свод поучений, — пишет отец Александр, — а истоpия богопознания, истоpия, исполненная не только веpы, озаpений и взлетов, но мук, падений и измен. Ибо таков человек в своем падшем состоянии. Вот почему, в отличие от многих священных книг дpевности, Библия пpотивоpечива и дpаматична, как сама жизнь».

Одной из замечательных особенностей книги является то, что, несмотря на разделение глав на тематические параграфы, характерное для учебного пособия, вся книга в целом читается как единое захватывающее повествование. Она воссоздает живую картину ветхозаветной истории еврейского народа и показывает исторический фон событий, описываемых в Библии. Так же, как и любая другая книга отца Александра, «Исагогика» не оставит равнодушным даже читателя без специальной подготовки — настолько доступно и выразительно она написана.

Учебник не был принят ученым советом Московской Духовной академии, и даже спустя десятки лет «Исагогика» лишь неформально рекомендуется студентам отдельными преподавателями духовных семинарий и академий. Причину такого положения вещей, вероятно, лучше всего объяснил сам отец Александр в домашней беседе о роли Церкви в современном мире[191]: «Живые силы в Русской Церкви были постоянно. Об этом говорят сонмы святых, подвижников, богословов, проповедников, писателей. Но мы должны признаться, что жизнь их была исключительно трудной. Когда мы говорим „Оптина пустынь“, мы всегда упускаем, что оптинские старцы были гонимы от архиереев, высылались оттуда, считались людьми, состоящими в прелести, чудаками. Мы знаем, что лучшие религиозные философы и писатели запрещались в XIX веке к публикованию: Хомяков и Леонтьев, Владимир Соловьев и Чаадаев — все запрещались. И кого бы мы ни взяли: правого или левого, Леонтьева или того же Чаадаева, — все они были как бы в оппозиции, все они были неугодны, потому что имели собственное мнение, имели собственные мысли».

Последний том истории религии, названный автором «На пороге Нового Завета», описывает историю религиозных поисков человечества на протяжении последних четырех столетий до Рождества Христова и, таким образом, завершает картину подготовки мира к появлению Сына Человеческого.