СВЯТОЙ ЮЛИАН И АНТОНИЙ ВЕЛИКИЙ

СВЯТОЙ ЮЛИАН И АНТОНИЙ ВЕЛИКИЙ

В сие же время и тот всехвальный Юлиан, о котором я уже прежде упоминал[1], принужден был оставить пустыню и прийти в Антиохию.

Когда люди, воспитанные во лжи и весьма искусные в сплетении клевет – разумею ариевых единомышленников, стали утверждать, что тот великий муж принадлежит к их обществу, то светильники истины, Флавиан, Диодор и Афраат[2], послали к упомянутому восхваленному мужу другого подвижника добродетели, разумного Акакия[3], который после с величайшею мудростью управлял Берийскою церковью, и умоляли его сжалиться над бесчисленным множеством народа, обличить ложь противников и вместе с тем утвердить проведение истины. Сколько раз (по этому случаю) он приходил и опять уходил и сколько совершил чудес в самом великом городе, все сие описано нами в «Истории боголюбцев», где легко могут прочитать желающие знать об этом подробнее. А что он в наше собрание привлек все население города, в том, думаю, не сомневается никто, исследующий человеческую природу, потому что вообще дивное привлекает к себе всех. О великих же его чудодействиях свидетельствуют самые враги истины.

То же делал в Александрии, еще задолго прежде, во времена Констанция, Антоний Великий. Оставив пустыню, он обошел весь тот город и внушал всем, что Афанасий есть проповедник апостольского учения, а последователи Ария суть противники истины. Так-то знали те божественные мужи, что в какое время прилично делать, когда нужно предаваться уединению, а когда пустыням предпочитать города.

ИЗ «ИСПОВЕДИ» БЛАЖЕННОГО АВГУСТИНА

ИЗ «ИСПОВЕДИ» БЛАЖЕННОГО АВГУСТИНА

Исповедуюсь Тебе, Господи, мой Помощник и мой Искупитель, и расскажу, как освободил Ты меня от пут плотского вожделения (они тесно оплели меня) и от рабства мирским делам.

Я вел обычную свою жизнь, а тревога моя росла; ежедневно вздыхал я о Тебе и посещал церковь Твою, насколько позволяли дела мои, под бременем которых я стонал.

Со мною жил Алипий, освободившийся от своих обязанностей юрисконсульта после того, как он был в третий раз асессором[1]; он поджидал, кому продать свои советы, как я продавал умение говорить (если только можно ему научить). Небридий[2] уступил нашим дружеским просьбам и пошел в помощники к Верекунду[3], задушевнейшему другу нашему, медиоланскому уроженцу. <…>

И вот однажды – не припомню, по какой причине, Небридий отсутствовал – приходит к нам домой, ко мне и к Алипию, некий Понтициан, наш земляк, поскольку он был уроженцем Африки, занимавший видное место при дворе; не помню, чего он хотел от нас. Мы сели побеседовать.