3. Вознесение через каввана: Ничто и Хокма

3. Вознесение через каввана: Ничто и Хокма

Обращаясь к представлениям каббалистов Жероны, мы можем выделить в настоящем контексте только некоторые особенно важные моменты, иллюстрирующие вклад этой группы в формирование Каббалы. Невозможно детально обсудить интенсивную проработку мистического символизма, с усиливающейся интенсивностью соединившего мир сефирот и земной тварный порядок. Вероятно, именно в Жероне начал развиваться литературный жанр небольших и крайне коротких трактатов, в которых символы, представляющие десять сефирот, систематизировались для каждой отдельной сефиры. Большинство из этих трактатов, происходящих из самого раннего периода и сохранившиеся во многочисленных манускриптах, анонимны[747]. Они показывают, что структура этого символизма может быть заполнена очень по-разному, и многие символы ещё не установились окончательно. Это верно не только для трёх высших сефирот, хотя там это особенно очевидно, но и для всех остальных тоже. На эту тему были значительные расхождения даже среди каббалистов Жероны (это очевидно из сравнения, например, символизма сефирот у Азриэля с символизмом Иакова бен Шешета или Нахманида).

Самый важный вклад этого круга в углубление основ каббалистической спекуляции внёс Азриэль. Его решающий вклад связан скорее с онтологией, чем антропологией Каббалы. На тему последней каббалисты были, в сущности, согласны, поскольку видели в человеке сумму всех сил Творения, которые, в свою очередь, также были силами божества. Они стремились найти в активной жизни в соответствии с Торой отражённое сияние этих сил. Человек, в котором отражено сефиротическое бытие, в то же время преобразователь, с помощью которого эти силы возвращаются к источнику[748]. Все вещи исходят из Единого и возвращаются к Единому, согласно формуле, позаимствованной у неплатоников; но это движение имеет свою цель и поворотную точку в человеке, когда, обращаясь вовнутрь, он начинает признавать своё бытие, и из многообразия своей природы стремится вернуться к единству своего истока. Вне зависимости от того, как понимается исхождение твари из Бога, нет сомнений о способе её возвращения. Оно достигается вознесением каввана, интроверсией воли, которая, вместо того, чтобы растрачивать себя на множественность, «собирает» и концентрируется и, очищаясь от всякой эгоистичности, прикрепляется к воле Бога, то есть соединяет «низшую волю» и «высшей волей». Заповеди и их исполнение — это средства такого возвращения к Богу. Им присущ духовный элемент, за который человек может и должен держаться и через который он соединяется со сферой божества. Ибо заповеди в своём духовном элементе сами по себе оказываются частью божественной кабход[749].