Марина была одета в длинный теплый махровый халат светло-сиреневого цвета и, сев сейчас на кресло, вся съежилась в нем, будто бы от холода, плотно укутав ноги и спрятав руки в рукава. Видно было, что ей тяжело находиться здесь не только морально, но и физически, но в силу своего характера, Марина просто не могла игнорировать пришедшего к ней человека — она чувствовала в себе обязанность выйти и принять гостя.

— Как дела? — отрешенно повторил Майский слова Марины, пытаясь вернуть себя в разговор, от которого его увел поток внезапно нахлынувших мыслей и эмоций. Только сейчас он смог осознать ее вопрос, а поняв, не нашел что на него ответить, и лишь только скорчился в сильнейшей досаде.

— Ты извини, что я сегодня так выгляжу. Мне нездоровится, — принялась оправдываться Марина, отметив про себя замешательство, в которое пришел Майский с ее появлением. Она пыталась говорить радушно и приветливо и даже изобразила что-то наподобие улыбки, но все ее старания совершенно потерялись на фоне крайне болезненного внешнего вида, усугубленного к тому же тягостным душевным состоянием, столь явно просматривающемся в ней.

Майский продолжал молчать, похоже, еще не до конца собрав свои мысли.

— Чай будешь? — поинтересовалась Марина.

— Не-ет…, — кротко протянул Майский. Он сидел сейчас с виноватым и озадаченным выражением на лице, напряженно сдвинув брови, опустив голову и старательно избегая смотреть на собеседницу, как получивший двойку совестливый школьник, пытающийся спрятать от родителей свои глаза.

В душе у него все всколыхнулось. Болезнь Марины представлялась Майскому настолько пугающе жуткой, что он всецело проникся глубоким состраданием к этой искренней, доброй, отзывчивой, совсем еще молодой девушке, столкнувшейся лицом к лицу со страшным недугом, угрожающим ей скорой мучительной смертью. Необыкновенно остро ощутив, что невзначай каким-нибудь жестом, неосторожной фразой, неуместной улыбкой или просто назойливым взглядом легко можно ранить до крайности встревоженную и измученную душу Марины и ужасно испугавшись этого, подсознание Майского постаралось исключить подобную ситуацию, сформировав в нем чувство глубокой вины перед ней. Он вдруг весь сжался, совершенно устыдившись себя, своего физического здоровья, своих тревог, занимавших его мелочных забот, которые, по его внутреннему убеждению, не шли ни в какое сравнение с потрясениями, выпавшими на долю Марины.

— Ты сегодня не на работе? — находясь в полном ступоре, только и смог спросить он.

— Нет — в больницу сутра ходила. Очередные анализы надо было сдать.