Кант остался половинчатым: он разобрал описательность звёзд, земли и деревьев, но не стал трогать описательность добра и зла. А тут же самый главный вопрос. Потому что, если мы начинаем работать с такими фундаментальными понятиями, как «добро» и «зло», мы приближаемся как раз к самым корням темы ошибки, корням темы лжи. Потому что, как сказано, в Коране: «Быть может, вам неприятно то, что является благом для вас. И быть может, вы любите то, что является злом»[62].
Обожение как универсальная цель глиняного человека
Обожение как универсальная цель глиняного человека
Комментарий Джемаля к постановке вопроса:
Комментарий Джемаля к постановке вопроса:Человек до Адама находился в райском состоянии. Он не знал языка, но находился в прямом общении с подобными ему существами благодаря способностям телепатии. Телепатические возможности сохраняются и сегодня у детей почти до трёх лет (чаще меньше). В противном случае новорождённые не могли бы усваивать язык. Они ведь начинают с нулевой позиции по любому языку, поэтому им нельзя «объяснять» что-либо. Для того чтобы понять смысл какого-то слова, младенец должен «снимать» невербальную интенцию. Желательно матери. Если матери нет, то усвоение языка идёт значительно хуже.
Райское состояние «проточеловека», не знавшего Адама, было подобным блаженству зародыша в околоплодной жидкости, причём «маткой» для него выступал весь окружающий мир. Кстати, в арабском языке наиболее популярное имя Аллаха – Рахман – имеет общий корень со словом «рахма» – матка, фундаментальное первичное значение которого связано с переживанием покоя и защиты. С приходом Адама и началом распространения языка мгновенно кончилось это блаженное состояние. Естественно, что жизненной темой подавляющего большинства рода человеческого стал возврат в это состояние. Отсюда возникает идея посвящения и эзотерического пути: это преодоление барьера языка. Исихазм, даосские и тибетские техники молчания и прочие ограничения «вербализма» – это методики перешагивания через порог, назад в доязыковое пространство. Эзотерические практики любят наглядные символы, предпочитают знания, полученные через молчаливое общение с учителем, с иронией и скепсисом относятся к «метафизическим разработкам», записанным в книги. Их постоянная тема: через уход от слова приблизиться к Бытию (то есть Великому Существу).
Однако несмотря на нелюбовь к гностическим и вообще философским размышлениям («мысль изречённая есть ложь»), в процессе повышения интеллектуальной сложности речь уже заходит о не просто переживании блаженства на высшей ступени посвящения, вопрос ставится о соприкосновении с реальным Бытием. И наиболее продвинутые в этом вопросе понимают, с чем это сопряжено: с огненной гибелью.