Я оторопело молчал. От кого-то подобная речь могла бы сойти за насмешку, но не от него. Хотелось ли мне с ним согласиться? Нет. Но был ли он прав? Хм, я никогда не рассматривал свою жизнь под таким углом. В конце концов, это он из нас двоих ученый и философ. Прежде мое добровольное отречение от человеческого общения казалось мне вполне закономерным. Любые связи делают уязвимым, да и мало кто всерьез хотел бы завести приятеля с моим ремеслом. Я богач среди бедняков. Нищие будут ждать от меня подачки, а знатные аристократы побрезгуют подать мне руку.

— Я не хотел вас смутить, — Вудроу снова улыбался. — Правду часто тяжело сказать и услышать. Простите, если мое поведение оказалось некорректным.

— Нисколько, — соврал я. — Но вы правы, я смущен. В большей степени тем, что это говорите мне вы. По сути, не совсем человек.

— Я оказался достаточно человечным, чтобы спасти вашу шкуру сперва от бандитов, затем от Крысы и венаторов. Но недостаточно, чтобы заслужить вашу дружбу, — произнес он с удивительным спокойствием. От другого это звучало бы с обидой или с обвинением, но не от ловца. Он констатировал факт с бесстрастностью ученого, изучающего очередную теорию. Я же только удивился тому, что обязан ему жизнью за первый побег от псов Маркиза. — Что ж, в таком случае давайте продолжим наше дело.

— Послушайте, Генри, я вовсе не имел в виду…

— Не стоит, — прервал он меня. — Меня не оскорбляет ваша честность, а вот ложь вполне способна на это. Значит, вы ханжа в большей степени, чем я.

* * *

Энтони слишком громко хлопнул дверью. Он был раздражен, взвинчен до предела и даже не стал включать яркий свет, ограничившись настольной лампой. Нанятые ученые возможно и были лучшими в своем университете, но порой проявляли чудеса тупости. Например, не были способны уложиться в сроки. Если для успеха необходимо добиться расшифровки проклятых дневников, то он — Энтони — точно знал, что нужно делать. Даже если Стоун трижды безумен и опасен, как взбесившийся зверь. Раз уж эти бестолковые книжные черви не в состоянии обуздать свой страх, придется сделать всё самому.

Энтони положил книгу перед собой на стол. Лицо скривилось, будто его разъедала внутренняя желчь. Иметь в руках власть и в то же время не иметь возможности ею воспользоваться — тяжелое испытание. Зашифрованные записи оказались непреодолимым препятствием на пути к вершине.

Прошла уже первая неделя заседания парламента. Осталось всего семь дней, чтобы воплотить план в жизнь. Он все положил на это и не мог ждать. Энтони взял хрустальный графин с бренди, плеснул немного в бокал. Капли забрызгали стол.