— Сначала я пришел, чтобы избавлять тебя от надоедливых женщин, — ответил грек. — После этого был случай, когда я решил спасти тебя от мужчины — в твоей лавке, и ты убивался так, как не горевала ни одна мать о потерянном сыне. Посему я вернулся к старой схеме. Я не трогаю мужчин.

— Вот это логика! — Стефан подскочил на своем салатовом коврике и схватился за голову. — Я, как ты говоришь, «убивался», потому что ты выбросил из окна человека, который не желал мне зла, и даже мог помочь… И я боялся, что меня обвинят в его смерти! Да, я эгоист, я боялся только за себя. Поэтому мне было так плохо. А не потому, что я жалел мужчину, а женщин не жалел.

— Ты обманываешь себя.

— Нет. Уходи.

Но тот стоял на месте, как истукан, вросший ногами в бетон. Он казался частью этого места, странной статуей, которую почему-то решили выставить не на фронтоне здания ради всеобщего обозрения, а посреди крыши, где ею могли любоваться разве что пролетающие мимо инопланетяне.

— Прошу! Не мешай мне!

— Я не могу уйти.

— Можешь. Давай-давай. Ничего мне не сделается. Иди выпей призрачного пива, или чем там принято догоняться у вашего брата.

— Я не могу уйти, потому что я — это ты.

— Что за ересь… — пробормотал Стефан. — Слушай, у меня нет времени на разговоры. Если ты не заметил, я тут пытаюсь спасти мир, — и он снова прильнул к прицелу. — Может, я уже упустил единственный подходящий момент. Что за языческие у них пляски? Ты знаешь? Ты же древнегреческая статуя, ты должен знать… Гекатомбы. Дионисы-Бахусы. Один и Тор… Или это не оттуда?

— Не грек я, — ответил тот.

— Значит, римлянин. Одно и то же.

Тот расхохотался настолько зловеще, что у Стефана задрожали руки. Он начал подозревать, что не сможет нажать на курок, если этот тип останется рядом. Влажный, удушающий воздух, который бывает только в городах, стал в легких почти ощутимым. Стефан подумал, что воздух сейчас превратится в пух — прямо внутри у него, и закашлялся.

— Уходи, — сказал он почти жалобно; а потом заставил себя обернуться и посмотреть своему ненавистному охраннику в лицо. Стефан вдруг понял, что никогда не делал этого, глядя на странное существо либо вскользь, либо очень недолго.

Миндалевидные глаза, прямой нос, узкие скулы, полные губы — сомнений нет, это его собственное лицо, если бы кто-то решил вдруг запечатлеть Стефана в скульптуре, при этом пытаясь сделать его немного похожим на Оникса.

— Скажу по секрету, меня вообще не существует, — поведал Стефан номер два, заговорщицки подмигнув своему оригиналу.

— Ты еще как существуешь, — отозвался Стефан дрогнувшим голосом. — Ты убил мою клиентку, бабу-собачницу и того мужика. Детектива или кто он там был…