Эта прекрасная колыбельная звучала только для него.
* * *
День был погожим, безоблачным — в кои-то веки. Солнце пригревало скучающих учеников. Кабинет казался Игорю Маслову чревом кита. Колоссальная океанская зверюга проглотила новенькие парты, ноутбук с надкусанным яблочком, электронную доску, подростков. И все они в китовом брюхе. А вместо портретов выдающихся историков — Татищева, Карамзина, Костомарова — на кирпичной стене были бы уместнее арлекины и косари из холла.
«Тебе бы романы писать», — похвалил себя за фантазию Игорь.
Алиса поедала учителя жадным взором. Бюстгальтер передавил грудь, декольте просто обязано было свести с ума любого гетеросексуального мужчину. Ради избранника она сменила балахон и джинсы на эффектное платье, но оставила ботинки. Школьную форму, слава яйцам, заставляли носить только малышню.
Женя рисовал в блокноте. Перевернутый крест — это купель. Из нее вылезают на свет перепончатокрылые монстры. Нож в кулаке героини… Женя намеревался изобразить Алису, но вспомнил озвученное ею желание, до боли обидное.
«Вот и катись к своему Игорю Сергеевичу, дура».
Ручка порхала по бумаге, вырисовывая длинные волосы. Алиса превратилась в Олю.
«Я мстю — и мстя моя страшна».
Соня зевала и скролила тайком новостную ленту. Еда, еда, еда. Устрицы в Париже, пицца в Милане, суши в Мытищах. Эй, все, полюбуйтесь, что у меня на обед! — кричали фотографии. Фуд-фетишизм — бич социальных сетей…
Сидя на галерке, Оля думала о подвале. Что там, внизу, в десяти минутах ходьбы, глумливые маски с тараканьими очами, манекен в медной ванне и дверца на зеркале. Мысли о подземелье вызывали подспудную тревогу. И хотя солнце золотило двор, Оля видела из окна тьму за деревьями, тоскливую полнокровную тьму.
— Религия Месопотамии была политеистической…
Слайды мелькали. На доске появлялись летающие змеи, крылатые львы с гривами пуделей. Олю привлекла иллюстрация: грозный алебастровый мужчина в короне. Его борода была такой же формы и выписана так же, как у рыбака на панно. А вон те собаки… разве не напоминают они гончих с холста художника Якова Всеволодина? А вон две женщины кинжалами закалывают ягненка — косари! Автор подвальной фрески вдохновлялся культурой Месопотамии… а автор картин скопировал фреску…
Оля понятия не имела, где находится эта Месопотамия, но сейчас с удовольствием оказалась бы там, лишь бы подальше от угнетающего сосняка, сломанного фонтана и темного сгустка в углу.
За третьей партой Соня глянула по сторонам и вынула из сумочки надорванную упаковку. Не устрицы, но на безрыбье сойдет.