– Она спит, – сказал Кэлли. – Может быть, завтра, если у тебя найдется время. – Он придерживал Элен для себя. Позднее ей понадобятся и прочие посетители.

– У меня есть для тебя сообщение, – сказал Доусон, ставя чемоданчик на стул.

– От Протеро?

– Точно.

– Дай-ка подумать. Он надеется вскоре меня увидеть. И он надеется увидеть мой доклад. – Он помолчал, вглядываясь в Доусона и стараясь понять, не может ли тут быть что-нибудь еще. – Что я возьму отпуск?

– Ну, теперь обстоятельства личные, – сказал Доусон, – разве не так?

– Это ты говоришь? – Кэлли мельком взглянул на чемоданчик для документов. – Или Протеро?

– Констатация факта.

– И что же, по-твоему, я должен делать?

– Ну, ты можешь взять на какое-то время отпуск. – Доусон отвернулся, глядя вдоль коридора больницы. – Тебе же, я полагаю, захочется подолгу бывать здесь. Я не знаю. Это твое дело. – Он говорил странно: то ли раздраженно, то ли нетерпеливо. – Я не думаю, что кто-нибудь станет особенно беспокоиться о том, чем ты занимаешься. Или где ты находишься.

– Хорошо, – сказал Кэлли, – я именно так и сделаю. Передай это Протеро.

Он взял чемоданчик и проводил Доусона до главных дверей. Прощаясь, они посмотрели друг на друга. Доусон не удержался от смешка, внезапного и взрывного, как человек, которому рассказали шутку в церкви. Смешок тут же умолк. Казалось, что Доусону очень хочется побыстрее уйти.

– Где ты это раздобыл? – спросил Кэлли.

– Что раздобыл? – Глаза Доусона избегали смотреть на чемоданчик.

Кэлли наблюдал, как удаляется Доусон через серый водопад дождя, а потом он отнес чемоданчик в свою машину и запер его в багажник.

Вид больницы был обманчив, как вид пчелиного улья: безликие стены и зашторенные окна снаружи, а внутри – все сплошное движение и драма. Подобно ребенку, Кэлли никогда не мог пройти мимо больницы, не заглянув в окна и не полюбопытствовав, не умирает ли кто-то за тем или другим окном. Эта мысль всегда волновала и пугала его. Снаружи, со стороны автостоянки, было нечего смотреть или слушать. И лишь внутри ты понимал, где находишься, – на фабрике страданий.

Он посмотрел вверх, на окна палаты, где лежала Элен, а потом быстро пошел к главному входу, как будто он только что решил, что ему делать. Впрочем, говоря по правде, это решение было принято еще до того, как Доусон принес ему винтовку.

* * *

Ты можешь стоять на краю обрыва и глядеть вниз, но смотреть как это делают другие, для тебя невыносимо. Кто-то другой это и есть ты. Над головой яркое небо, и в лицо дует легкий ветерок. А чуть-чуть повыше вершины этого утеса, оседлав теплые потоки воздуха, носятся морские чайки, кажется, они так близко, что их можно коснуться, хотя они и находятся в сотнях футов над этими скалами и морем.