– О нет. Роэл умер во время войны.

– Погиб на фронте? – уточнил Макбрайд.

Хозяйка покачала головой:

– Нет. Туберкулез.

Другая фотография – на этот раз молодой женщины, которая сидела за столиком кафе. Судя по всему, в Европе.

– Угадаете, кто это? – кокетливо спросила престарелая женщина.

Лью улыбнулся.

– Тут и сомнений быть не может, – ответил он. – Это Грета Гарбо. Я ее где угодно узнаю.

Мами пьяно захохотала и оглушительно гаркнула:

– Ага! Какой милый человек и такой лжец!

– А ведь это вы, правда? – спросила Эйдриен. – Какая хорошенькая!

– И вы очень добры, милая, спасибо, – ответила хозяйка. Затем перевернула еще одну страницу и постучала указательным пальцем по небольшому снимку форматом пять на семь. На карточке позировали с полдюжины мужчин: друзья расположились на элегантной террасе домика в Альпах.

– Вот! – сказал Мами Винкельман. – Это я и хотела вам показать.

Перед ними лежал снимок оттенка сепии, напечатанный в коричневых тонах. Мужчины стояли рядами: три на заднем плане и столько же впереди, преклонив колено. Они были одеты в старомодные костюмы для пешего туризма: трикотажные панталоны, гетры, тяжелые ботинки и узорчатые шерстяные свитера.

– Вот Каль. Как всегда, в самом центре событий.

Эйдриен вгляделась в фотографию. Кальвин Крейн с друзьями, судя по всему, только что вернулись с прогулки в Альпах. В молодости глава фонда был довольно хорош собой: темные глаза, широкие плечи, орлиный нос и продольная ямка на подбородке. По левую руку от него стоял крупный румяный скандинав с широкими скулами и светлыми волосами. Почти бесцветные глаза пристально смотрели в камеру из-под полуопущенных век.

– А кто это рядом с мистером Крейном? – поинтересовался Макбрайд. Человек на снимке казался на удивление знакомым.

– Это Ральф Опдаал. Они с Калем вместе работали.

– В Институте? – уточнила Эйдриен.

– Конечно. Гуннар – его сын, – пояснила хозяйка, извлекла фотографию из уголков, которыми та крепилась к странице альбома, и перевернула ее. На обороте вылинявшими синими чернилами было написано: