Карл жестом указал на пустой бокал, и Эрик опрометью кинулся к бару. Сэл от волнения ерзал на стуле. Было около трех часов. Народу в баре заметно поубавилось. За соседним столиком пьяного коротышку в берете сменила компания девиц, как две капли воды похожих друг на друга — типичные провинциалки из штата Айова, выросшие на деревенских хлебах. Какой-то идиот придумал им костюм, совершенно прозрачные блузы из серебристой ткани, сквозь которые при тусклом свете бара поблескивали розовые соски и серебристые же трико. За столиком рядом расположились американские негры в ковбойских костюмах и шляпах. Они таращились буквально на всех и, поймав на себе чей-нибудь взгляд, расплывались в улыбке. Разноголосый хор языков и наречий, звучащий повсюду, способны были произвести разве что виртуозы музыкального бизнеса.

Прошел час, а Карл все слушал кассету. Слушал с нескрываемым удовольствием. Дважды молча перематывал пленку и снова слушал какие-то части. Время от времени на губах у него появлялось некое подобие улыбки, а однажды Сэл заметил даже, как в такт музыке движется его голова. Но вот наконец он снял наушники, глотнул виски, долго-долго раскуривал очередную сигарету «Мальборо».

«Ну давай, кретин. Давай».

— Нечто совершенно необычное, — изрек наконец Дидерих. — Я имею в виду голос. Конечно, манера исполнения очень напоминает Билли Холидей. — Он выпустил очередную изящную струйку дыма. — Ваша кассета бесспорно заслуживает внимания. Вначале мне показалось, что в манере исполнения нет новизны, — опять сдержанная улыбка, — но я потом понял, что это не подражание, а ярко выраженная индивидуальность. — «Вот именно, Шерлок». — Влияние несомненно, но она... как, вы сказали, зовут исполнительницу?

— Я еще не говорил. — У Сэла камень с души свалился. — Изабель.

— А-а, И-за-бель. — Лицо Карла просветлело, когда он по слогам произносил ее имя. — В тембре голоса, быть может, и прослушивается чье-то влияние, но манера исполнения совершенно оригинальна. Совершенно ядрена, мать твою... — На губах Дидериха опять появилась отвратительная, типично немецкая ухмылка, скорее походившая на гримасу, нежели на знак добродушия или доброжелательства. — В исполнении Билли никогда не было такой искренности. Весьма любопытно.

Сэл метнул взгляд в сторону Эрика. Тот сиял, видимо усмотрев в поведении Карла нечто недоступное Сэлу.

— И песни, написанные как будто специально для нее. — «Что, черт побери, он хочет этим сказать? Одна или две явно тянут на хиты. Ладно. Ладно». — Но запись никуда не годная.

Последнюю фразу Карл изрек с типично арийской беспощадностью, в упор глядя на Сэла. Она прозвучала как вызов.