Стоя у открытой дверцы «Форда», она заметила:

— Тебе вообще нельзя было браться за это дело.

Только теперь Бонстил посмотрел на нее.

— Я знаю.

Ветви окружавших деревьев, раскачивавшиеся с легким шелестом, отбрасывали на его лицо перекрещивающиеся тени.

— Естественно, капитан не знает ничего об этой ... изначальной заинтересованности.

Его серые глаза потемнели от какого-то сильного чувства.

— Понятия не имеет.

— Так я и думала. Иначе тебя бы отстранили от следствия в два счета. Это мне известно.

Бонстил молчал, все так же сосредоточенно вглядываясь в ее лицо. От него слегка пахло табаком и одеколоном и совсем уж едва заметно — потом. Нельзя сказать, чтоб это была невозбуждающая комбинация запахов.

Дайна склонила голову на бок.

— Надо полагать тебя назначили на это расследование по чистой случайности.

На его губах заиграла бледная тень улыбки.

— Такой вещи, как чистая случайность, не существует. Я навел Фитцпатрика на мысль отдать случай мне.

— Как это?

— Очень просто. Я сказал ему, что не возьмусь за это дело ни за что на свете. Поступки несчастного слуха нетрудно предсказать. Он-таки впихнул его мне.

— Это правило о личной незаинтересованности весьма разумно.

— Я и сам знаю. — Его лицо посуровело. — Это был ребенок Найджела, Дайна. Он отвечал за него, что бы там ни думала себе Дайна. Я не говорю, что сукин сын должен был жениться на ней. Но она не заслужила... она не заслужила такого отношения.

— И ты пойдешь дальше.

— Да, — ответил он, чуть наклонившись вперед. — До самого конца.