Фомин, наконец, почувствовал боль и сказал:

— Черт, в ухе опять стреляет. Этот проклятый лепила…

Он не закончил фразу. Открыл рот и не закрыл его. Ландау, сидевший на корточках возле Фомина, поморщился. Он не любил вида смерти. Но не выгрести все бабки просто глупо. Ландау обшарил карманы брюк, сунул за пазуху лопатник и стопку бумажных денег, перехваченных резинкой. Хороший навар. Не даром Ландау все считают сообразительным малым. Говорили, что у него большое будущее. Так оно и есть.

Он встал на ноги и обратился к Логинову.

— А можно я кое-что из машины заберу? — попросил он. — Одну мелочь. По деньгам она ничего не стоит.

— Забери, — кивнул Логинов. — Мне до лампочки.

— Ключ от тачки у меня, — сказал Ландау. — Я его на приборной доске оставлю. Чтобы вам не искать.

— Хорошо, — кивнул Костян. — Сейчас мы уезжаем. Хочешь, подвезем тебя? Ну, хотя бы до станции?

— Нет, спасибо. Я как-нибудь сам. Не хочу обременять.

Ландау залез на переднее сидение, обернулся к Ленке.

— Видишь, все хорошо кончилось, — сказал он. — Я и не сомневался.

— А я сомневалась, — сказала Ленка и заплакала. — Очень сомневалась.

Ландау, открыв бардачок, запустил в него обе руки и ужом выскользнул из машины, бросив на приборную доску брелок. Когда через десять минут бумер поравнялся с одиноким пешеходом, шагавшим вдоль обочины, Ландау лишь махнул рукой. Мол, не тормозите. Катите дальше, в свою жизнь. За машиной проехал мотоциклист в черном шлеме. Ландау остановился и проводил его взглядом. Когда мотоцикл скрылся из вида, прибавил шагу. В руке он сжимал приз Краснопольского, завернутый в вощеную бумагу.

Эпилог

Эпилог

Четыре месяца спустя

Бобрик в куртке на рыбьем меху и черной шапочке, натянутой до бровей, поеживаясь от порывов ветра, стоял у входа в театр и от нечего делать наблюдал за потоком машин, медленно проплывавших по заснеженной мостовой. Премьерный спектакль «Черный бумер»подошел к концу, публика схлынула, шикарные дамочки в шубах и разодетые мужики укатили в темноту московского вечера. Но праздник продолжался. Под парами стояли два огромных автобуса и три десятка иномарок, которые отвезут гостей и звезд сцены званный ужин в одном из шикарных ресторанов.

Фасад здания, разукрашенный, как новогодняя елка, подсвеченный прожекторами, с рекламным щитом на фронтоне, музыка, звучащая из динамиков, мерцание разноцветных гирлянд, натянутых над площадкой перед главным подъездом, все это действовало, как бутылка шампанского, выпитая на голодный желудок.

— Ну, как впечатление? — Элвис, распечатав пачку сигарет, прикурил. — Приобщился к высокому искусству?