— Ладно, называй как хочешь, — Аркадий почувствовал, что это был пусть необычный, но комплимент, возможно, даже извинение. — В детстве я был свидетелем случая, который мог быть и убийством и самоубийством, — он замолчал, удивившись тому, что сказал, потому что не собирался говорить об этом. Следователь заучивает ответ на данный вопрос наизусть, говорит об отеческой заботе известных ему следователей, о необходимости ставить на место уклоняющихся от выполнения обязанностей, пресекать саботаж и защищать революцию. Но сегодня в голове была чертовщина. — Дело было сразу после войны и затрагивало репутации очень больших людей, — продолжал Аркадий. — Я никогда еще не слышал, чтобы так много людей выбалтывали правду. Потому что сама жертва была такой неотвратимой правдой и потому что следователи получили особые полномочия по-своему толковать правду.

Они проехали мимо загадочных витрин с названиями вроде «Все удовольствия», «Рыцари Колумба», «Головная мастерская».

— Тебе не совсем понятно, о чем речь, — сказал Аркадий.

— Давай поясней.

— Скажем, однажды ночью заслуженный артист просит жену выйти из машины и убрать с дороги стекла, а затем сбивает ее машиной. Девушка, комсомолка, должна скоро выйти замуж, укладывает в постель бабку и деда, плотно закрывает окна и, уходя на вечеринку, открывает газ. Трудяга — селянин, почетный агроном, убивает смазливую бабенку из Москвы. Это хуже, чем преступления, — это то, что никогда не должно произойти. Но это правда. Эти факты — правда о новой разновидности русских: мужчине, который может позволить себе содержать любовницу и иметь машину; девушке, которой, если она приведет мужа, придется жить в одной комнате с двумя стариками; о сельском жителе, которому суждено всю жизнь оставаться в деревне за тысячу верст от остального мира. Мы не пишем об этом в своих отчетах, но считается, что мы об этом знаем. Поэтому у нас особые полномочия толковать правду. Разумеется, мы вольно обращаемся и со статистикой.

— Занижаете число убийств? — спросил Кервилл.

— Конечно.

Кервилл передал бутылку и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Какой смысл? — спросил он. — У нас убийство — удовольствие. Главная причина смертности молодежи в Америке — убийства. Не успеет покойник упасть на землю, как уже становится телезвездой. Всякий имеет шанс стать звездой. Можно посмотреть войны и еще хлеще — психов, ищеек, кто-то насилует, кого-то перепиливают цепной пилой. Выйдешь на улицу — убьют, лучше сиди дома и смотри телевизор. Мы сейчас говорим об искусстве. Оно больше, чем Детройт, лучше, чем секс и промышленность, вместе взятые, все равно что Ренессанс в Италии, палочки для еды у китайцев, Гамлет без затянутых сцен — мы здесь говорим о погоне в автомобиле, дорогой Аркадий. Если кого-нибудь просто убивают, никто в суете и не заметит. В жизни нет каскадеров. Что тут интересного, когда можно посмотреть куда более эффектное убийство, да еще показанное в замедленном темпе и в особом ракурсе, с пивом под рукой и бабой в кресле? Куда интереснее, чем настоящие ищейки. Теперь все настоящие ищейки в Голливуде, все остальные — подделка.