— Да, в вашем номере всякий, кому не лень, установил передатчик.

— Но они-то не считают меня за своего друга. Если ты друг, разве будешь смаковать каждое слово? Разве можно подслушивать, не причиняя вреда? Извини меня, может быть, я действительно дурак, но скажи, что вы делали в квартире; в которую меня приводил Осборн? Почему было отключено электричество? Поправь меня, если я ошибаюсь, но вы вдоль проводки понатыкали микрофонов во все комнаты. Так? Да, лейтенант, у вас было много дел. Спальню, конечно, не пропустили?

— Они готовят тебе ловушку, Аркадий. Бюро вместе с КГБ. Я проверял — не имеется никаких следов твоего пребывания в вашей стране. Ни в стране, ни в «Барселоне», нигде. Все, что я делаю, — только ради тебя.

— Лжешь! Ты сломал ногу родному брату тоже ради него самого. Тебе все известно об отношениях между Осборном, Ириной и мной.

— Но я могу тебя выручить. Я могу увезти вас обоих, Уэсли до утра ничего не узнает. Недалеко от отеля вас будет ждать машина с деньгами, новыми документами и картами. Через девять часов вы будете в штате Мэн. Наша хижина еще цела. Я пополнил ее припасами, а «паккард» заменил «джипом». Там есть лыжи и ружья. Если станет туго, можно податься в Канаду — там недалеко.

— Чушь. Спасти нас ты не можешь.

— Нет, могу. Потом, если получится, оправдается мечта Джимми. Он вывезет двух русских. Иначе вся его жизнь и смерть были напрасными. А так выйдет, что Джимми все-таки прожил не зря.

— Бессмысленно. Да и его уж нет.

— О чем мы спорим? Тогда дай мне возможность сделать это ради тебя. Мы же друзья.

— Нет, не друзья. Свези меня в отель.

— Подожди, — придержал Аркадия за руку Кервилл.

— Я ухожу, — Аркадий освободил руку и направился к машине.

— Ты сделаешь, как я говорю, — снова схватил его Кервилл.

Аркадий его ударил. Кровоточащий уголок рта приподнялся то ли от удивления, то ли от удара. Кервилл все еще держал другую руку Аркадия.

— Пусти, говорю, — предупредил Аркадий.

— Нет, тебе придется…

Аркадий снова ударил его, и кровь размазалась по губе Кервилла. Аркадий ожидал испытать на себе легендарную ярость и профессиональное искусство лейтенанта — удары могучих рук, ломающие ребра и останавливающие сердце, удары ногой, дробящие колени. Но со времени событий в Парке Горького он кое-чему научился и надеялся, что даже и на этот раз, возможно, поучится еще чему-нибудь. В груди нарастало желание драться насмерть, и для этого Кервилл — «Убийца-отличник», как прозвал его родной брат — подходил, как никто другой.

— Бей же, — потребовал Аркадий. — Помнишь, мы уже так начинали.