Пирс оглядел ворота.

– Что будем делать?

Хаккетт, как всегда, оценил ситуацию объективно.

– Повернем ручку? – предложил он.

Церэушник так и сделал.

– Закрыто.

– Отлично. – Хаккетт повертел головой. – Никто не видел привратника? Может, он оставил ключ под ковриком?

Ответить никто не успел – все заметили, что Мейтсон отстал от группы и бредет вдоль стены.

– Ральф, – сердито окликнула его Сара. – Куда это вы, черт возьми, собрались?

Сделав несколько шагов, инженер остановился и отколол ледорубом кусочек льда. Стоявший неподалеку Хиллман непрестанно поворачивался, вслушиваясь в доносящиеся из-за стены странные звуки. Время от времени с потолка падали и разбивались разных размеров сосульки.

– Это плохо… плохо, – бормотал Хиллман, беспокойство которого достигло предела. – Это очень, очень плохо.

– Хиллман! – рявкнул Гэнт. – Успокойся, черт возьми! – Он бросил взгляд на Юня. – Так было и тогда?

Китаец кивнул.

– Да. Сначала беспричинный, неконтролируемый страх, а потом они напали.

– Ральф! – воскликнула Сара.

– Все в порядке, – отозвался инженер. Отколов от стены кусок льда побольше, он усмехнулся, отбросил его в сторону и приложил ладонь к ровной, гладкой стене. – Хм, теплая. – Мейтсон прижался к поверхности ухом и с удивлением добавил: – Вибрирует. Точно. Я чувствую.

Когда Эйлер математически доказал, что синусоида влияет не только на гитарную струну, но и на любую двумерную поверхность, родилось волновое уравнение. Математический инструмент, применяемый повсюду, от электричества до магнетизма, от гидродинамики до акустики.

– Влияние звука на человеческую душу многообразно, – едва слышным шепотом прокомментировал Хаккетт. – Музыка неразрывно связана с математикой, от одного инструмента до целого оркестра. Она заставляет вас улыбаться, смеяться или плакать. Монгольские и тибетские речитативы даже помогают исцелять недужных. Возможно, продуцируемая кристаллом вибрация призвана внушать страх, который мы все сейчас испытываем. Возможно, это что-то вроде предупреждения на некоем инстинктивном уровне.