Наконец настал страшный момент казни.
Мигель что-то говорил, дергался, извивался в кресле, его подельница смотрела в одну точку не мигая (если бы кто-то сумел увидеть направление взгляда, он легко убедился бы, что она пытается испепелить взглядом своего мужа, находившегося тут же).
Сержант включил рубильник.
Вздох ужаса вырвала из двух десятков глоток.
И все было кончено.
Проходя мимо Роберта Локка, знавшие его горожане и журналисты словом или взглядом пытались его утешить. Локк стоял, прижав платок к глазам, и плечи его содрогались от рыданий.
На самом деле он смеялся…
Он очередной раз обманул смерть.
Вечером он впервые за последний месяц поужинал с аппетитом.
И снова приказал подать ему холодное «Шабли» и поднять из запасника любимые картины.
Он сидел в эргономическом кресле, потягивал любимый напиток, а перед его глазами медленно, одна за другой передвигались картины кисти Сурбарана, Веласкеса, Гойи, Мурильо, Эль-Греко…
– Все-таки нет ничего лучше холодного «Шабли», и нет ничего прекраснее испанской живописи, – сам себе заметил Роберт Локк.
И решение заполучить часть коллекции мадридского музея «Прадо'' созрело в нем окончательно.
И он приказал секретарю вызвать на завтра полковника Алекса Броунинга. Алекс Броунинг служил до отставки в спецчастях ВВС США.
Операция в России и в Испании требовала профессионалов.
Ночь Локк спал отлично.
И снилась ему почему-то его первая жена, – девочка-узбечка с множеством тонких витых косичек, – ее крохотные упругие грудки, нежный живот и восхитительное жаркое лоно.
Уже под утро ему приснилась совершенно очищенная от наслоений времени картина неизвестного художника «Мадонна с младенцем».