— О да! — произнёс женский голос.

— Теперь он — один из нас! — подхватил другой.

Эти голоса звучали для меня сладкой музыкой. Восстав из могилы, я радовался всему, что меня окружало. Влажный, ласкающий кожу воздух, солнце, шелест листьев под ветром, пыль… Все заставляло меня трепетать от восторга. Я даже прослезился, и это были слёзы облегчения и радости.

— О да! Теперь он видит мир!

На земле, справа от себя, я увидел сложный символ, начертанный при помощи белого порошка. Символ показался мне кружевным и необыкновенно красивым.

— Это называется веве, — сказал Даймент, проследив за моим взглядом. — Помогает вызвать лоа.

Он наклонился и кончиками пальцев смешал рисунок с пылью.

Тем временем члены бизанго сносили в одно место флаги и барабаны и складывали в мусорные мешки пустые бутылки, пластиковые тарелки и бумажные стаканы. Лица некоторых из них были покрыты белым порошком. Эти члены бизанго выглядели усталыми, словно тоже провели трудную ночь.

— Тот, в кого вселяется лоа, не знает ночного покоя, — пояснил Даймент, снова прочитав мои мысли. — Этих людей начинает трясти, они падают на землю, а затем пускаются в пляс. Мы все очень устали, и только ты сумел отдохнуть, — закончил он и разразился своим пугающим смехом.

* * *

Я сидел в маленьком, окружённом бетонными стенами внутреннем дворике на плетённом из листьев пальмы и уже расползающемся кресле. Это, с позволения сказать, патио скрывалось за зданием, в котором постоянно обитал Даймент. Обитель доктора являла собой бетонный блок, где вся обстановка состояла из служившей столом кабельной катушки и пары рахитичных стульев. Справа от дома находились загоны для скота или курятники, сооружённые из скреплённых лианами стволов бамбука. В одном из них сидела пёстрая курица, а остальные стояли пустыми. Курица сидела совершенно неподвижно, и если бы не живые, блестящие глаза, то её можно было бы принять за чучело.

Я переоделся в свою одежду и позвонил Пинки из «БМВ», чтобы сообщить, что жив и здоров. Теперь я ждал, когда Даймент выйдет на воздух. Я ненавижу ожидание, но в тот момент не испытывал ни малейшего нетерпения. Ночь, проведённая в гробу под землёй, кардинальным образом изменила моё умонастроение. Сказать, что я полностью «переродился», было бы преувеличением, но ощущал себя отдохнувшим и полным жизненных сил. Я совсем забыл о присущей мне нетерпеливости и раздражении, которое всегда испытывал, думая, что кто-то пытается давить на меня. Увидев в бреду сыновей, я даже несколько воспрянул духом. Это видение укрепило мою веру в то, что мальчики живы.