— Президент информирован о том, что происходит? — киплю я.
— Саврасов! Что за пошлые вопросы! Сильные мира сего, как наши, так и заграничные, информированы по самое не могу, но их эта информация не волнует. Профессиональная деформация. И кровь твою пьют вовсе не они… вернее, они не первые в этой очереди… Тебе что, больше спросить не о чем?
— Почему вы не спасли Эвглену, если ее ферма так нужна?
— Спасать — не мой профиль, я по другой части, — сказал он равнодушно. — Про Эвглену — разговор отдельный, мы к твоей покойной супруге еще вернемся. Давай определимся с главным. Ты ведь понял, что тебе предлагают? Не зря же ты уволок из дома свидетельство о браке и купчую на дом?
— Я просто не хотел, чтоб эти важные документы попали в руки малолеток.
— И правильно! Мои аплодисменты! (
— Труп-то криминальный, — пытаюсь я трепыхаться. — Любой эксперт такого понапишет…
— Это не твоя забота. Согласен стать главой дома? С падчерицей Еленой. И главное — продолжать дело Эвглены Теодоровны?
— Подумать разрешите?
Он пожимает плечами:
— Думай… Пока я курю… Хотя, чего тут думать? Ты же все сделал сам, сделал красиво, не облажался. Так пользуйся! — он открывает пепельницу, вминает туда «бычок» и вновь поворачивается на меня. — Убить санитарку — это было гениально! Я так и не понял, где ты прятал нож? Они же все обыскали!
Из огня да в прорубь… Я вымучиваю:
— Какой нож?
— Ой-ой, какой… Это ведь ты замочил, как ее там… тетю Тому. Да не ерзай, я же не против.
— Не понимаю, о чем вы говорите…
* * *
…Хотя, чего тут понимать. Я сделал это. Крамской, убивая Тугашева, рассыпал в палате кухонные ножи, — один из них я и подобрал с пола. Чтобы не нашли — спрятал в картине возле койки, внутри рамы. Им и воспользовался, когда решил, что пришло время хорошенько встряхнуть банку с микробами… Впрочем, на самом деле ничего я тогда не решал и ни о чем не думал; что-то думало за меня. Я просто действовал. Нужно было вбить такой клин между мамой и дочкой, чтоб дом развалился, — и я вбил…
Заползая в каморку тети Томы, задел ведро. Женщина проснулась. Увидела меня — и не удивилась. Увидела сталь в моей руке — улыбнулась, счастливая, и снова закрыла глаза… Она хорошо умерла, правильно. Мать людоеда, помогавшая сыну в его шалостях. После Нулевого этажа я не испытываю угрызений совести… Сделав дело, я проглотил сразу две таблетки люминала, давно заныканные и ждавшие своего часа. Когда утром не могли до меня добудиться — это стало моим алиби. А когда искали «жучков», ножа в картине уже не было, так что никаких улик и никаких подозрений. Алик Егоров, похоже, и впрямь меня видел… не выдал. Не выдал, фанат…