– Но… Обращение Папы… – замялся монсеньер Доунс.
Раздался голос мэра Клайна с противоположного конца комнаты:
– У меня нет никакого желания смотреть, как Папа и другие религиозные лидеры выставляют себя в дурацком виде. Ничего не изменится, даже если сам Господь Бог обратится к этим фениям.
Епископ нервно обхватил руками лицо:
– Но почему я? Какая разница, выступлю я или кто-то другой?
Клайн откашлялся и ответил:
– Буду с вами абсолютно честен, монсеньер. Я не хочу ввязываться в это проклятое дело по освобождению людей и спасению собора, пока не получу благословения от высокопоставленного католического прелата. Желательно, чтобы благословение дали вы, ибо вы к тому же являетесь ирландцем. Я не дурак, впрочем, как и вы тоже.
Епископ Доунс тяжело плюхнулся на стул.
– О Господи!..
Резко встал со своего стула Рурк и подошел к Доунсу. Опустившись на колени возле епископа, он заговорил. В его голосе слышалось страдание:
– Мои ребята по большей части католики, святой отец. Если им суждено будет идти… они вначале хотели бы увидеть вас… чтобы исповедаться… чтобы знать, что представитель Святой церкви благословляет их миссию. Иначе они… я не знаю…
Епископ закрыл лицо руками. Спустя минуту он поднял голову и кивнул:
– Господь поможет мне, если вы думаете, что это единственный способ спасти их…
Он вскочил со своего места и почти бегом выскочил из комнаты.
Несколько секунд никто не произносил ни слова, наконец Шпигель прервала молчание:
– Давайте начнем дружно, а то все пойдет в разлад.
Мэр Клайн задумчиво потер подбородок, затем обвел взглядом оставшихся:
– Шрёдер должен будет согласиться, что потерпел полный провал.
– С ним проблем не будет, – ответил губернатор Доул. – Он сделает это! Это даже поможет нам выпускать пресс-релиз, когда начнется операция по вызволению заложников, в том случае, если фении выдвинут новые требования в добавление к старым, которые мы уже обсудили… – Внезапно он остановился и, вспомнив, добавил: – Черт побери! Да у нас же есть магнитофонные записи всех телефонных разговоров!.. Может, Бурк сумеет…
Клайн резко перебил его: