Светлый фон

Автомобиль опять приближался к ним на полной скорости. Почему рев двигателя казался Айзенменгеру таким угрожающим?

— Но я плохо знаю вас, точнее, совсем не знаю. А может, вы…

Внезапно Айзенменгер кинулся к Елене и, схватив за руку, рванул на себя — прочь с дороги. Она не успела даже испугаться. В тот же миг раздался визг тормозов и красный автомобиль, снизив скорость, боком зацепил машину Айзенменгера, смяв и процарапав ее переднюю дверь. Пустынную улицу заполнил адский грохот рвущегося металла.

Елена, все еще находясь в объятиях Айзенменгера, оглянулась с совершенно ошеломленным видом. Автомобиль проехал как раз в том месте, где она стояла долю секунды назад.

Двигатель красного автомобиля продолжал работать, его шестерни заскрежетали, он проехал назад метра два и остановился. В открытом окне появилось лицо Мари. Ее глаза были полны слез, но само лицо выражало непримиримую злобу и ненависть.

— Я так и знала! — прохрипела она. — Я так и знала!!!

Оба — и доктор, и Елена — молча смотрели на нее, Айзенменгер изумленно, Елена в полном недоумении. Неожиданно Мари заорала:

— ПОДОНОК! ГНУСНЫЙ ПОДОНОК!

— Мари, — начал он, чувствуя, что должен что-то сказать. — Мари…

— ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ, ПОДОНОК! — Она заплакала. Но и плакала она как-то целеустремленно, сосредоточившись на этом плаче и не желая видеть и слышать ничего вокруг. — Я знала, что ты обманываешь меня! Я это знала, я знала! Как ты мог? Как ты посмел?!

Окна окрестных домов начали вспыхивать одно за другим, из некоторых высунулись любопытные. Маленькое уличное представление — не столь захватывающее, как какая-нибудь серьезная авария на перекрестке, но все-таки…

— Мари, я не знаю, что ты там себе навоображала, — начал было Айзенменгер, сознавая, что его слова звучат по меньшей мере нелепо, — но ты все поняла неправильно.

И к чему, спрашивается, он все это говорит? Почему он не может просто послать ее подальше — ведь она сама ушла от него, искромсав половину его гардероба? Какое ей вообще до него дело?

— Я люблю тебя, Джон! — умоляющим тоном прокричала Мари. — Почему ты больше не любишь меня?

Он тяжело вздохнул:

— Ты не любишь меня, Мари, тебе просто нравится обладать мной, гордиться мной и демонстрировать меня всем своим друзьям и соседям!

Но женщина, не слушая его, принялась что-то бормотать. Зрители, наблюдавшие за спектаклем из окон, начали понемногу исчезать — криков больше не было, кровь не лилась по улице рекой. Елена наконец пришла в себя и в упор посмотрела на Айзенменгера. В это время Мари издала какой-то странный звук — не то крик, не то рычание — и опять обратилась к Айзенменгеру: