— Нет-нет, ничем важным я не занимался.

Елена закрыла глаза. Айзенменгер вышел за кувшином с водой.

— Побольше пейте. От головной боли принимайте парацетамол. Если захочется есть, ешьте.

Она уже почти уснула.

— Я пойду, но завтра обязательно загляну еще раз. Если вам что-нибудь понадобится, звоните.

Она ничего не ответила.

* * *

Когда Айзенменгер вернулся домой, Беверли там уже давно не было — хотя и не так давно, как он полагал. Он не знал, что Уортон вернулась в квартиру, как только машина доктора скрылась за углом. Проникнуть внутрь, имея за плечами богатый опыт, а в сумочке — необходимые инструменты, для Беверли Уортон не составило труда. Спустя пять минут она нашла заключение о проведенной аутопсии, ради которого и затеяла весь этот маскарад. Еще двадцать минут ушло на то, чтобы подробно законспектировать это заключение.

Оставив все на своих местах, она покинула квартиру доктора. Уортон сделала лишь одну ошибку, широко распахнув дверь кабинета доктора, в то время как сам он всегда ее прикрывал, оставляя лишь небольшую щелку.

Распахнутая дверь пробудила в нем некоторые подозрения, впрочем несерьезные. В конце концов, он мог случайно оставить дверь открытой и сам, мог это сделать и порыв ветра. Но когда Айзенменгер вошел в кабинет и принялся внимательно просматривать бумаги, то ясно почувствовал аромат духов Беверли Уортон.

Сев в кресло возле письменного стола, он задумался.

* * *

К понедельнику немного потеплело, но влажность из-за этого только возросла. Атмосфера, казалось, сама не могла решить, в каком состоянии она пребывает — жидком или газообразном, и в результате обернулась чем-то средним. Прогулка по улице не приносила ничего, кроме пропитанной сыростью меланхолии. В туманном сумраке выделялись лишь светлые пятна намокшей паутины, тоскливо свисавшей с заборов и кустов.

Настроение профессора Рассела в это утро нельзя было, конечно, назвать радостным, но все же оно значительно улучшилось по сравнению с тем, как он чувствовал себя в последние недели. Поэтому появление Рассела в отделе патологии не было ознаменовано, как обычно, едкими замечаниями, гневными окриками и оскорблениями, а прошло довольно спокойно, и нервное возбуждение коллег и студентов, неизменно предшествовавшее его приходу, постепенно улеглось.

Профессор даже соизволил улыбнуться Глории, отчего у той немедленно, как она шепотом поведала Белинде, начались месячные.

Пройдя через приемную, Рассел заперся у себя в кабинете, а потому не видел взглядов, которыми обменялись все, кому довелось стать свидетелями столь редкого явления.