Маркус краем глаза разглядел её подробнее. Она была ещё подросток, девочка, грезившая о таинственных незнакомцах. У неё были большие чёрные глаза и густые локоны до середины спины. Кожа была такая чистая, что, казалось, мерцала в сумерках хлева, едва освещенного двумя усталыми лампочками. Одета она была скромно, однако пуговицы ватника застёгивались на груди, казалось, с трудом. Широкие бёдра тоже невозможно было скрыть. Несомненно плодовитое тело, готовое начать историю человечества с начала, если надо.

Чувственность сквозила и в её манере обхождения с лошадьми, и, глядя, как она выгибается и тянется, вычищая животных скребком или щёткой, Маркус ощущал нешуточное напряжение. Она излучала жажду жизни, любопытство, нетерпение. Она была… согласна.

Работа на сеновале спорилась лучше, когда ему было о чём подумать, а дум у Маркуса было много. Так вот, значит, как выглядит его будущее? Это и есть та жизнь, которая уготована ему судьбой? Заниматься физическим трудом, прижиться в Bare Hands Creek, завязать знакомства? Ходить по воскресеньям в церковь, приняв благочестивый вид, чтобы не слыть аутсайдером? Сделать новую карьеру, с другими правилами, но с той же целью, какую карьера имела всегда и во все времена, а именно: подняться выше по лестнице, где бы эта лестница ни находилась и какой бы длины ни была?

В конце концов, жениться на одной из девушек общины, произвести на свет детей и забыть, что когда-то были компьютеры, скоростные автомобили, и телефоны в нагрудном кармане, и космические станции, и роботы для Марса, и небоскрёбы, и автобаны, перекинутые через зияющие пропасти?

Забыть, что когда-то у него была мечта о стеклянной башне, которая носила бы его имя и которую знал бы весь мир?

С каждым днём становилось всё холоднее, и почти каждую ночь выпадал снег. Маленькая запруда покрылась льдом. Поскольку напор воды от этого уменьшился, электричество подавалось нормированно. В течение часа утром, когда все вставали – чтобы не терять время на разжигание ламп и чтобы мужчины могли быстро побриться (а где он будет брать сменные лезвия через два-три года? – спрашивал себя Маркус), и один час вечером. Остальное время задвижки плотины оставались закрытыми, и кто хотел света, зажигал свечи.

– Это хотя бы созерцательно, – сказал Таггард, когда они сидели вечерами за пивом, а на столе между ними горела свеча.

«И примитивно», – подумал Маркус, но вслух сказал:

– Хотя бы от дорожных пробок мы окончательно избавились.

– И от и-мейлов.

– От рекламных буклетов, которые забивали весь почтовый ящик.