— Вон туда. — И он указал в переулок.

Больше сдерживаться она не могла. И вопреки всем социальным, биологическим и психологическим навыкам, которые сформировали из нее цивилизованную личность западного образца начала двадцать первого века — олицетворение конформизма и благопристойности, — она была вынуждена помочиться, лежа обнаженной и на глазах у другого человека.

И возможно, по чистой случайности именно в этот момент он заговорил впервые за много часов, но настолько тихо, что она не смогла ничего расслышать.

— Стой! — Кричать было нельзя, поэтому приходилось говорить громким шепотом, однако Айзенменгер, не обратив на нее никакого внимания, продолжал идти по проулку. — Черт! — пробормотала она себе под нос в ожидании ответа на звонок.

Наконец ей откликнулась констебль Кларк.

— Инспектор Уортон на связи. Нуждаюсь в подкреплении. Мол-стрит, рядом с больницей. Заброшенный морг. У меня есть все основания полагать, что в нем находится Мартин Пендред, возможно с заложницей.

Она не стала дожидаться ответа и кинулась догонять Айзенменгера.

— Мартин, пожалуйста, ответь мне.

Однако тот продолжал что-то тихо бормотать себе под нос, а затем, как она догадалась, бесшумно встал.

— Мартин?

Но он с безжалостным безразличием продолжал произносить свой монолог, который, казалось, не завершится до второго пришествия. Она не могла разглядеть выражение его лица, но оно казалось окаменевшим.

Это загово́р. Заклинание.

Тем не менее она не могла поверить своим ушам. Ритм в произносимом им тексте отсутствовал. Что же он произносил?

Она уже дрожала от холода, и хриплое дыхание обжигало горло. Она не могла заставить себя успокоиться, расслабиться и прислушаться к тому, что говорит Мартин.

— …главное — убедиться в правильности идентификации… — монотонно произносил он.

Она снова изогнулась, чтобы посмотреть на него, но его не было.