«Это фургон».

Джилл добавляет:

– А еще у них прекрасный кофе по-ирландски.

– Значит, там, – быстро говорит Воорт. Водительская дверца открывается. – Джилл, будь добра, иди. Сейчас же. Встретимся в «Веронике».

– Что-то случилось, да?

«Меня должны были предупредить по рации о появлении фургона».

– Иди, – резко говорит Воорт.

Джил возмущена его тоном. На лице написано: «Никто не смеет указывать мне, что делать». Но времени на спор нет.

– Ну же!

Мгновение ему кажется, что Джилл начнет спорить, но она просто отворачивается. Стук каблучков затихает, а Воорт, сосредоточившись, направляется к фургону. Вытаскивает рацию.

– У меня фургон на площади, со стороны Сентер-стрит. Забрался на тротуар.

Помехи.

Рация сломалась?

Ослепленный кругами света, он стучит по рации. На командном пункте можно было бы отслеживать всю связь. Но здесь, на площади, он ограничен одной частотой: разговор либо с подчиненными, либо с начальством. Оперативники связываются с руководством, руководство координирует их действия. По словам Джека Лопеса, они похожи на армию, предотвращающую нападение.

«Он видит, что я иду. К черту рацию. Доставай пистолет».

Дверца фургона хлопает, закрываясь, и машина срывается с места.

Воорт пускается бегом.

Раздается визг покрышек. Воорту остается еще двадцать ярдов, когда фургон ускоряет ход, направляясь на север. Добежав до Сентер-стрит, Воорт успевает заметить, что фургон сворачивает налево, на Рид. Темного цвета, но слишком далеко, чтобы разобрать оттенок или номерной знак. Рация Воорта наконец оживает. Он быстро отчитывается: фургон пытался попасть на площадь, теперь направляется на запад.

«Но Грин знает, что на площадь въехать нельзя. Так как же это может быть он?»

Со всех сторон к нему бегут детективы и агенты.