Маккалеб понял, что ему надо собрать волю в кулак. Он притянул Грасиэлу к себе, обняв за плечи, подумав, что, возможно, делает это в последний раз.

— Давай войдем в дом. Мне надо многое тебе рассказать.

— Все нормально, Терри?

— Вроде бы.

Они прошли в гостиную и сели на диван. Терри держал хрупкие пальцы Грасиэлы в своих ладонях.

— Реймонд спит? — спросил он.

— Спит. Что с тобой, Терри? Ты сам не свой.

— Все закончилось. Полицейские еще не схватили убийцу, но они знают, кто убийца. Надеюсь, они быстро его найдут. Я вне подозрений.

— Расскажи мне все, Терри, — взволнованно попросила Грасиэла.

Он крепко сжал ее руки, но, почувствовав, как его ладони покрываются испариной, выпустил их. Словно выпустил раненую птицу, которую выходил и приручил.

— Помнишь тот вечер, когда мы говорили о вере, о том, как сложно мне поверить в существование Бога?

Грасиэла кивнула.

— Прежде чем все рассказать, я хочу сказать, что за то недолгое время, что мы были вместе, я почувствовал, что внутри меня оттаивает айсберг, казалось застрявший там навечно. Это можно назвать своего рода верой. Не знаю во что, но уверен, что это было началом правильного пути.

— Почему было?

Маккалеб отвел взгляд. Оказалось, что высказать все было куда труднее, чем он думал. Но другого шанса у него не будет.

— То, что растет во мне, так ново и так хрупко. И я очень боюсь, как бы все снова не рухнуло, когда я скажу тебе то, что должен. Но решать тебе. Я давно не молился, а теперь молю Бога, чтобы ты и Реймонд пришли ко мне на катер снова. Или чтобы мне было дозволено поднять телефонную трубку и услышать твой голос.

— Рассказывай, — тихо сказала Грасиэла.

— Грасиэла, твою сестру убили из-за меня. Из-за того, что когда-то давно я сделал нечто, что переменило всю мою жизнь. Однажды я пересек грань и бросил вызов не человеку, а дьяволу в человеческом обличье. А Глори умерла.

Маккалеб опустил глаза. Во взгляде Грасиэлы было столько боли, что вынести его он был не в силах.

— Рассказывай, — почти прошептала Грасиэла.