Морган захлебнулся, сделал потом заключение коронер Рассел – Кумачаи я к телу не подпустил. Захлебнулся в общественной уборной. Моргана засунули головой вниз в очко. Ноги его торчали в разные стороны. Кожа на щиколотке, между штаниной и носками, была ярко-багровой. В дощатом нужнике было нечем дышать и назойливо жужжали две мухи, хотя уже наступил ноябрь. Я стоял и думал – не об ангелах и не о демонах. Я думал о человеке, который мог бы пройти по жизни совсем другим путем…

Липранцер зябко ежится, хотя ночная температура в нынешнем августе не опускалась ниже двадцати градусов. «Молния» на куртке застегнута до самого верха. Он втягивает голову в плечи – ему явно не по себе.

– Как настроение, служивый? – спрашиваю я, когда мы начали подниматься по бетонному лестничному маршу.

– Хуже некуда, босс. Не по душе мне все это, честное слово.

Лестницы в таких домах – главная жизненная артерия. Лифты чаще всего не работают, а если и работают, то кому охота вдруг застрять между этажами нос к носу с «Ангелами». На лестнице торгуют травкой, распивают пузырек, занимаются сексом. Сейчас около трех ночи, но жизнь здесь кипит. На четвертом этаже двое парней, отхлебывая какую-то жидкость из пакета, обхаживают девчонку, которая, запрокинув голову, поигрывает глазами. «Как дела, браток?» – спрашивают они негра, идущего впереди нас. Нам они ничего не говорят, но глядят недружелюбно. Не сбавляя шаг, Лип словно ненароком отворачивает лацкан, чтобы был виден полицейский жетон. Не хватало еще, чтобы его приняли за белого фраера.

На последнем, восьмом, этаже Лип прикладывает палец к губам и открывает тяжелую металлическую дверь. Я вхожу за ним в типичный для таких зданий коридор. Горит яркий свет – для острастки незваных гостей, вдоль стен – домашний мусор. В одном месте на стене наклеен плакат с изображением торговой марки, которая странным образом напоминает человеческую голову.

Почти в таком же доме и таком же коридоре подчиненные Лайонела Кеннили подстрелили Мелвина Уайта. Было это вечером того дня, когда мы предъявили судебным органам первую партию обвинений. Я был на улице, руководил арестами. И вдруг из дома раздались выстрелы, но лишь минут через двадцать полицейские пустили меня внутрь. К этому времени уже прибыла «скорая помощь», и я вместе с медиками поднялся наверх. Хирурги в итоге спасли Мелвину жизнь, проложив ему тем самым дорогу в Редьярд. Но когда я его только увидел, шансов у бедняги, казалось, не было. Его положили посреди коридора, рядом с автоматической винтовкой. Он едва слышно стонал, руки на животе и сам живот были в крови. Над ним стоял Стейплтон Хобберли, брат Моргана, который потом тоже работал на нас. Он мочился Мелвину прямо в лицо. Полицейские ему не мешали.